Commander Rezanov
Commander's epoch Commander Castille roses Time and Commander Meetings at Commander's

Russia
America
Japan
   



§ Россия

Описание острова Кадьяк

Из воспоминаний Лисянского Ю.Ф.

Кадьяк — один из самых больших островов, принадлежащих России в пятой части света 14°. Он довольно горист и окружён глубокими заливами, в которые впадает множество речек. На их берегах можно устраивать селения, другие же места покрыты скалами и почти вечным снегом. Этот остров состоит из сланца, лежащего наклонными слоями, и плотного серого камня. Поселение на острове Кадьяк По словам жителей и по собственному опыту нашел, что климат острова не. очень приятен. Воздух редко бывает чист, даже летом случается мало таких дней, которые можно бы было назвать тёплыми. Погода совершенно зависит от ветров. Когда они дуют с севера, запада или юга, то и погода стоит ясная. В противном же случае сырость, дождь и туман следуют непрерывно друг за другом. Здешние зимы походят на нашу ненастную осень, но прошедшая зима, которую мы провели на Кадьяке, была исключением из этого общего положения. Довольно глубокий снег лежал с 22 декабря по 15 марта, и термометр Фаренгейта опускался иногда до нуля. Я нарочно мерял толщину льда на прудах, которая в марте оказалась равной 18 дюймам [0,45м].

Тополь, ольха и берёза растут на Кадьяке в небольшом количестве, а ель попадается только около северного мыса и гавани Св. Павла. До прибытия русских в эту страну, Kpoмe петрушки, лука, горчицы и огуречной травы, никаких других растений не было. Теперь же разводят там картофель, репу, редьку, салат, чеснок и капусту. Впрочем, последние растения еще не вошли в общее употребление. Для их разведения требуется большой труд и преодоление многих препятствий, происходящих от климата. Влажный воздух и частые дожди много препятствуют хлебопашеству. Однако же в прошлом году Компанией здесь было посеяно немного ячменя, который местами весьма хорошо родился и совершенно доспел. Поэтому можно судить, что яровой хлеб на этом острове может расти с успехом.

Среди животных число природных обитателей острова не слишком велико. Они состоят из медведей, разных родов лисиц, горностаев, собак и мышей. Со времён же Шелехова на острове разведён рогатый скот, козы, свиньи и кошки. Я также имел удовольствие во время моего пребывания к вышеуказанным родам домашних животных прибавить английскую овцу и русского барана, от которых уже произошло потомство! Напротив того, там водится великое множество птиц, как-то: орлы, куропатки, кулики, разных родов журавли, топорки, гагары, речные и морские утки, вороны и сороки. Сперва не было там кур, но русские развели и их в большом количестве. Уток здесь множество разных родов. Некоторые из них отлетают весною, когда являются гуси и лебеди, которые местами остаются на целое лето. Сверх того, находятся ещё три сорта небольших птичек, из которых тёмносерые называются ненастными потому, что они своим пением предвещают скорую непогоду.

Камбала полосатая. Атлас к Путешествию вокруг света Капитана Крузенштерна. Кадьяк изобилует также белой и красной рыбой. К первому роду принадлежат палтус, треска, калага, бык, терпуг, камбала, гольцы, окуни, вахня, сельди и уйки, а ко второму: чевыча, сёмга, кижучь, хайко, красная горбуша и красные гольцы. Речки с мая по октябрь наполнены красной рыбой, так что её в короткое время можно наловить руками несколько сотен. Иногда случается, что она стоит кучами от самого дна до поверхности воды, как будто бы в чану, и тогда дикие звери, а особенно медведи, питаются одними только их головами. Окунь пестрый. Атлас к Путешествию вокруг света Капитана Крузенштерна. Они заходят в воду и ловят рыбу лапами с удивительным проворством. Но всего забавнее видеть, когда эти животные, оторвав только мозговую часть головы, бросают остатки на берег. Близ кадьякских берегов водятся во множестве киты, касатки, нерпы и сивучи. Несколько лет назад попадались поблизости морские бобры, но теперь они отошли довольно далеко в море, а серые котики и совсем перевелись. Кроме этого, весной повсюду ловятся круглые раки.

Компания промышляет котиков на островах Св. Георгия и Св. Павла. Сперва эти животные водились там в большом количестве, но теперь несколько поубавились. Однако при хороших порядках недостатка в них быть никогда не может. Бывало такое время, что каждый промышленник убивал по 2 000 котиков в год. Очень жаль, что на обоих этих островах нет хорошей гавани и суда принуждены бывают стоять на якорях в открытом море на плохом грунте. При крепком же морском ветре им непременно надо сниматься с якоря и лавировать. Говорят, что поверхность первого из островов очень высокая, а второго — низменная. Оба они имеют недостаток в пресной воде, птицей же изобилуют, а особенно так называемой ара, яйцами которой промышленники питаются всё лето. Детей она выводит на утёсах.

Число жителей острова, относительно его величины, весьма невелико, так как, по моим изысканиям, их не более 4 000 человек.

Женщина с о.Кадьяк. Автор: Г.А. Сырачев. Старики уверяют, что перед приходом русских на остров число жителей было вдвое больше. Следовательно, и тогда считалось их не свыше десяти тысяч душ. Шелехов в своём путешествии упоминает, что он на Кадьяке покорил русскому скипетру до 50 000 человек. Но это показание так же верно, как и то, будто бы на камне, находящемся против острова Салтхидака, он разбил 3 000 и взял в плен более 1 000 человек. На самом же деле, как я упомянул выше, там находилось не более 4 000, считая в том числе женщин и детей.

Кадьякцы среднего роста, широколицые и широкоплечие. Цвет кожи имеют красновато-смуглый, а глаза, брови и волосы чёрные, последние жёсткие, длинные и без всякой курчавости. Мужчины обыкновенно свои волосы или подстригают или распускают по плечам, а женщины, подрезав их около лба, вяжут назади в пучок. Одежду здешних жителей составляют парки и камлейки; первые шьются из шкур морских птиц или звериных кож, а последние из сивучьих, нерпичьих и медвежьих кишок или китовых перепонок. В прежние времена зажиточные островитяне украшали себя бобрами, выдрами и лисицами. Но теперь всё это отдаётся Компании за табак и прочие европейские безделицы. Мужчины опоясывают себя повязкой с лоскутом спереди, которым прикрывается то, чего не позволяет обнаруживать стыдливость. Женщины носят нерпичий пояс шириной в три или четыре пальца. Головы они покрывают шапками из птичьих шкур или плетёными шляпами, выкрашенными сверху очень искусно и имеющими вид отреза плоского конуса. Ходят почти всегда босые, исключая весьма холодного времени, когда они надевают род сапог, сшитых из нерпичьей или другой кожи.

Кадьякцы весьма пристрастны к нарядам. Уши искалывают вокруг и убирают их бисером разных цветов. Женщины же унизывают им руки, ноги и шею. В прежние времена все они сквозь нижнюю часть носового хряща продевали кости или другие какие-либо вещи. Мужчины вкладывали камни или длинные кости в прорез под нижней губой, длиной около полдюйма, женщины же навешивали коральки или бисер сквозь проколотые там дырочки, в которые обыкновенно вставляли ряд небольших косточек, наподобие зубов. Нежный пол здесь так же привязан к щегольству и украшениям, как и в Европе. В старину они делали "тэту", или узоры на подбородке, грудях, спине и на прочих местах, но такой обычай уже выходит из употребления. Самой дорогой вещью они считают янтарь. Он для кадьякца гораздо драгоценнее, нежели для европейца бриллиант, и его носят в ушах вместо серёг. Я подарил небольшой кусок янтаря тайонскому сыну, который едва не сошёл с ума от радости. Взяв эту драгоценность в руки, он вне себя кричал "Теперь Савва (так его назвали при крещении) богат. Все знали Савву по храбрости и проворству, но ныне узнают его по янтарю". Мне после рассказывали, что он ездил в разные места острова нарочно, чтобы показать мой подарок.

Красная японская лягва. Атлас к Путешествию вокруг света Капитана Крузенштерна. Пища здешних жителей состоит из рыбы и всякого рода морских животных: сивучей, нерпы, ракушек и морских репок. Но китовый жир предпочитается всему. Как он, так и головы красной рыбы всегда употребляются сырые. Прочее же варится в глиняных горшках или жарится на палочках, воткнутых в землю подле огня. Во время голода, который на острове нередко случается зимой, а весной бывает почти всегда, обычным прибежищем жителей служат отмели, или лайды. Селение, у которого находится такое изобильное место, начитается у них самым лучшим.

Кадьякцы, до прибытия к ним русских, не имели никакой установленной веры, а признавали доброе и злое существа. Из них последнему, боясь его, приносили жертвы, говоря, что первое и без того никому никакого зла ее наносит. Теперь они почти все почитаются христианами. Но вся вера их состоит только в том, что они имеют по одной жене и крестятся, входя в дом россиянина. В остальном не имеют никакого понятия о наших догматах, а переходят в веру единственно из корысти, т. е. чтобы получить крест или другой какой-либо подарок. Я знал многих, которые трижды крестились, получая за то каждый раз рубаху или платок.

О первом заселении острова никто из них ничего основательного сказать не может, а каждый старик сплетает особую сказку по своему вкусу. Тайон Калпак, который почитается на острове умным человеком, рассказывал мне следующее: "К северу от Аляски жил тайон, дочь которого влюбилась в кобеля и с ним прижила пятерых детей. Из них двое были женского, а трое мужского рода. Отец, рассердись на свою дочь и улучив время, когда её любовника не было дома, сослал её на ближний остров. Кобель, придя домой и не видя своих, долго грустил, но напоследок, узнав о месте их пребывания, поплыл туда и на половине дороги утонул. По прошествии некоторого времени щенята подросли, а мать рассказала им причину своего заточения. Старик тайон, соскучась по своей дочери, приехал сам её навестить, но не успел войти в дом, как был растерзан своими разъярёнными внучатами. После этого печального приключения мать дала детям волю итти куда желают, почему одни отправились к северу, а другие через Аляску к югу. Последние прибыли на остров Кадьяк и размножили на нём людей. Мать же их возвратилась на свою родину". На мой вопрос, каким образом собаки могли попасть на Кадьяк, он отвечал, что остров сперва отделялся от Аляски только рекой, а настоящий пролив сделала чрезвычайно большая выдра, которая жила в Кенайском заливе и однажды вздумала пролезть между Кадьяком и материком.

Мужчина с о.Кадьяк. Автор: Г.А. Сырачев. Некто рассказывал мне историю о сотворении острова таким образом: "Ворон принёс свет, а с неба слетел пузырь, в котором были заключены мужчина и женщина. Сперва они начали раздувать свою темницу, а потом растягивать её руками и ногами, от чела составились горы. Мужчина, бросив на них волосы, произвёл лес, в котором размножились звери, а женщина, испустив из себя воду, произвела море. Плюнув же в канавки и ямы, вырытые мужчиной, она превратила их в реки и озёра. Вырвав один из своих зубов, она отдала его мужчине, а тот сделал из него ножик и начал резать деревья. Из щепок, бросаемых в воду, произошли рыбы. От душистого дерева (род кипариса) — горбуша, а от красного — кижуч. Мужчина и женщина со временем произвели детей, Первый сын играл некогда камнем, из которого образовался Кадьяк. Посадив на него человека с сукой, он отпихнул его на теперешнее место, где потом начали разводиться люди".

В прежние времена на Кадьяке было многоженство. Тайоны имели до 8 жён, а прочие по своему состоянию. Игатский тайон в бытность мою на острове держал у себя трёх жён. У шаманов их было столько, сколько, как они уверяли своих соотечественников, им позволяло иметь сверхъестественное существо.

Сватовство или вступление в брак производится здесь следующим образом. Жених, услышав, что в таком-то месте находится хорошая девушка, отправляется туда с самыми дорогими подарками и начинает свататься. Если родители пожелают выдать за него свою дочь, то он одаривает их, покуда они не скажут "довольно". В противном же, случае он уносит всё назад. Мужья почти все живут у жениных родственников, хотя иногда ездят гостить и к своим. У своего тестя они служат вместо работников. По прошествии некоторого времени, весь брачный обряд заканчивается тем, что молодой проводит ночь со своей молодой, а поутру, встав вместе со светом, он должен достать дров, изготовить баню и в ней обмыться с женой своей раньше всех. При свадьбах не бывает никаких увеселений, а если зятю удастся убить какое-либо животное, то тесть, из одного хвастовства, рассылает куски своим приятелям. Этот обычай водится во время изобилия, в противном же случае каждый житель бережёт для себя всё, что только может промыслить.

Кадьякцы бывают привязаны не столько к живым, сколько к своим умершим родственникам. Покойник одевается в самое лучшее платье, а потом кладётся по большей части опять на то же место, где лежал во время своей болезни. Между тем, как копают яму, родственники и знакомые неутешно воют. После приготовления могилы, тело умершего завёртывается в звериные кожи, а вместо гроба обтягивается лавтаками. Потом оно опускается в могилу, поверх которой кладутся брёвна и камни. По совершении погребения дальние родственники уходят по домам, а ближние остаются и плачут до захода солнца. В прежние времена, после смерти какого-либо из знатных жителей, имели обыкновение убивать невольника, или калгу, как здесь их называют, и погребали его вместе с господином или госпожой. Теперь же тела даже, самых богатых осыпаются только раздавленным бисером или янтарём, что, однако же, случается весьма редко. С умершими охотниками кладётся их оружие, т. е. бобровые, нерпичьи и китовые стрелки. Наверху ставят решётки байдарок. Я видел длинные шесты, воткнутые над могилами, которые означали высокий род погребённой особы. Говорят, что кадьякцы чрезвычайно печалятся по покойникам и плачут при каждом о них упоминании. Стрижка волос на голове и марание лица сажей считается здесь знаком печали по умершим. Жена, лишившаяся мужа, оставляет свой дом и уходит в другое жилище, в котором и проводит известное время. То же самое делает и муж после смерти своей жены. После кончины детей мать садится на 10 или на 20 дней в особо построенный малый шалаш, о котором мною было упомянуто раньше.

Обряд, наблюдаемый здесь при рождении, довольно любопытен, Перед последним временем беременности строится весьма малый шалаш из прутьев и покрывается травой. Женщина, почувствовав приближение родов, тотчас в него удаляется. Роженица, по разрешении своём от бремени, считается нечистой и в своём заточении должна оставаться двадцать дней, хотя бы то было зимой. В продолжение этого времени родственники приносят ей пищу и питьё, и всё это подают не прямо из рук в руки, но на палочках. Как только кончится срок, то роженица, вместе со своим ребенком, омывается сперва на открытом воздухе, а потом в бане. При первом омовении у новорождённого прокалывают хрящ в носу и всовывают кусок круглого прутика. Делается также прорез под нижней губой или протыкается несколько дыр насквозь. Отец, после рождения ребенка, обыкновенно удаляется в другое селение, хотя и не надолго.

Я могу уверить, что в целом свете нет места, где бы жители были более неопрятны, как на этом острове, но при этом малейшая природная нечистота считается у кадьякцев за самую мерзость. Например, женщины в периодических обстоятельствах должны удалиться в шалаш, подобный родильному, и быть в нём до тех пор, пока не очистятся совершенно. Те же, с которыми это случилось еще в первый раз, принуждены бывают выдерживать там десятидневный карантин и, омывшись, возвратиться к родственникам. Их также кормят или с палочек, или бросают к ним пищу без посуды.

Во время моего проезда по острову мне самому случилось это видеть. Я даже мерил многие конурки, которые обыкновенно вырываются в земле на 2/3 аршина и так плохо покрыты, что с непривычки в дурную или холодную погоду должны быть вредны для здоровья.

Между разными болезнями, которым бывают подвержены кадьякцы, наиболее часты: венерические, простуда и чахотка. Средств, употребляемых для излечения недугов, три: шаманство, или колдовство, вырезывание больной части и кидание крови. Говорят, что в первой степени венерической болезни употребляется взвар из кореньев, когда же она бросится в нос, то прорезывают ноздри, а в.других случаях прокалывают хрящ.

Воспитание детей у кадьякцев ничем не отличается от других подобных народов. Они с младенчества приучаются к стуже купанием в холодной воде и другими подобными способами. Нередко случается, что мать, желая унять раскричавшегося ребёнка, погружает его зимою в море или реку и держит до тех пор, пока не уймутся слезы. В привычке к голоду они не имеют нужды ни в каком наставнике, а каждый сам время от времени привыкает его выносить. Нередко им случается, по недостатку в съестных припасах, оставаться несколько дней сряду без всякой пищи. Мужчины заблаговременно приучаются делать и бросать стрелки, строить байдарки, управлять ими и прочее. А девицы также с юных лет начинают шить, вязать разные шнурки и делать прочие вещи, свойственные их полу. Все здешние мужчины вообще занимаются рыболовством и промыслом как морских, так и наземных зверей. Одна только китовая ловля принадлежит особенным семействам и переходит от отца к тому сыну, который в этом промысле показал больше искусства и расторопности перед другими. Впрочем, китовую ловлю кадьякские жители еще не успели довести до того совершенства, в котором она находится у гренландцев и у других народов. Кадьякский промышленник нападает только на малых китов и, сидя в однолючной байдарке, бросает в него гарпун, древко которого при ударе отделяется от аспидного носка и остаётся на воде. Таким образом, кит, получив рану и имея в своём теле упомянутый аспидный носок или копьё, уходит с ним в море и потом выбрасывается на берег, а иногда и совсем пропадает. Поэтому можно заключить, что никто из китовых промышленников не уверен в своей добыче.

Что же касается морских бобров, то разве сотый из них может, спастись от своих гонителей. Они промышляются следующим образом. В море выезжает множество байдарок, и как только которая-нибудь из них подъедет к бобру, то охотник, бросив в него стрелку или не делая этого, гребёт на место, где он нырнул и поднимает весло. Все прочие байдарки, увидев этот знак, бросаются в разные стороны, и около первой байдарки составляют круг сажен до 100 [метров 180] в поперечнике. Лишь только животное вынырнет из воды, как ближние байдарки бросают в него также свои стрелки, а самая ближайшая, став на месте, где нырнул бобёр, опять поднимает весло. Другие располагаются так же, как и в первом случае. Охота продолжается таким образом до тех пор, пока бобёр не утомится или потеряет силы от истечения крови из, ран. Я слыхал от искусных промышленников, что иногда двадцать байдарок бьются с одним бобром половину дня. Бывают даже и такие животные, что своими лапами вырывают из себя стрелки, однако же, большей частью по прошествии нескольких часов делаются добычей охотников. По опытам известно, что бобёр, нырнув в первый раз, остаётся в воде более четверти часа, но в последующие разы это время мало помалу уменьшается, и, наконец, бобёр приходит в такое бессилие, что совсем не может погружаться в воду. Весьма жалкое зрелище представляется для человека чувствительного, когда промышленники гоняются за бобровой самкой, имеющей при себе малых детей. Материнская к ним привязанность должна бы тронуть каждого человека, но кадьякский житель не чувствует ни малейшей жалости. Он не пропустит ничего, плавающего по морю, не бросив в него своей стрелки. Лишь только бедная самка увидит своих неприятелей, то, схватив бобрёнка в лапы, тотчас погружается вместе с ним в море, а так как он не может быть долго под водой, то, невзирая ни на какую опасность, она опять поднимается наверх. В это время промышленники пускают в неё стрелки, которыми она скоро и бывает ранена, стараясь укрыть своего маленького. Случается иногда, что при внезапном нападении бедное животное оставляет своё дитя, но в таких обстоятельствах оно неизбежно погибает, ибо покинутого бобрёнка можно весьма удобно изловить, а мать, слыша его голос, уже не в состоянии удалиться. Материнская привязанность влечет её к своему детёнышу. Она тотчас подплывает к байдарке, стараясь освободить его, и тогда-то получает от промышленников многие раны и неминуемо погибает. Если у самки двое детей, то она старается спасти обоих, но в случае неудачи одного из них разрывает сама или оставляет на произвол судьбы, а другого защищает всеми способами. Кадьякцы, занимаясь этим промыслом с самых юных лет, делаются со временем великими в нём искусниками. В тихую погоду они узнают места, где нырнул бобёр, по пузырям, остающимся на поверхности воды, в бурное же время бобры ныряют, по их наблюдению, всегда против ветра. Меня уверяли, что если бобёр приметит где-нибудь не занятое байдарками место или промежуток между ними шире других, то он непременно туда устремится. Он старается высмотреть это место, высовываясь из воды до пояса, но, вместо спасения, подвергается неминуемой опасности. Убить бобра считается у промышленников большим торжеством. Оно обыкновенно выражается странным криком, после которого следует разбирательство, кому принадлежит добыча. Главное право на неё имеет тот, кто первый ранил пойманного зверя. Если несколько человек вдруг бросили в него свои стрелы, то правая сторона берёт преимущество перед левой, а чем рана ближе к голове, тем важнее. Когда же несколько стрелок, у которых моуты оторваны, находится в обычных частях тела, то тот, у которого остаток длиннее, считается победителем. Хотя, как кажется, вышеупомянутых правил достаточно, но при всём том происходит множество споров между промышленниками, которые часто приходят к русским для решения.

Нерпа считается у кадьякцев первым промыслом после бобра. Ловят её сетками, сделанными из жил, которые посредством грузил растягиваются в воде. Нерпу бьют сонную, но всего забавнее, когда заманивают её к берегу. Охотник скрывается между камнями и, надев "а голову шайку, сделанную из дерева наподобие нерпичьей морды, кричит голосом нерпы. Животное, надеясь найти себе товарища, подплывает к берегу и там лишается жизни.

Ловля птиц, называемых, урилами, составляет третий промысел. Их ловят также жильной сеткой, которая внизу растягивается на шест, длиной в 2 сажени [3,7 м]. В верхние концы сетки продевается шнур сквозь ячеи, и прихватывается по концам вышеуказанного шеста. Поскольку эти птицы обыкновенно садятся на утёсы, то охотник, подкрадываясь с собранной сетью и достигнув удобного возвышения, бросает её прямо на птиц. Испугавшись, урилы стараются улететь и запутываются в сети. Тогда охотник, держа один конец шнурка, тянет другой к себе и собирает сетку в кошель, в котором иногда находится целое стадо птиц. Ширина сетки бывает обыкновенно сажени две с небольшим, а длина — до 12 сажен [22 м].

Рыба по кадьякским рекам ловится руками и кошелями на шестах, а иногда её бьют вброд копьями. Но в море употребляются костяные уды разной величины, смотря по рыбе. На уду, вместо линя, привязывается морской лук, который бывает длиной сажен в 30 [метров 55], а в диаметре около дюйма. Растение это гораздо лучше жильных шнуров, так как последние слишком растягиваются, когда намокнут, и не так крепки.

Кадьякское оружие состоит из длинных пик, гарпунов и стрелок, которыми промышляются морские звери: киты, нерпы, касатки и бобры. Когда жители вели войну между собой, то вооружались большими луками, наподобие аляскинских, и стрелами с аспидными или медными носками. Но теперь редкие из них держат это оружие. Китовый гарпун имеет в длину около 10 футов [3 м] с аспидным копьём, сделанным наподобие ножа, острого с обеих сторон, который вставляется довольно слабо. Нерпичий не короче китового, с костяным носком или копьём, на котором нарезано несколько, зубцов; к нему прикрепляется пузырь. Поэтому, хотя животное и потащит его, но погрузить в воду не может. Есть и ещё особый род нерпичьих стрелок, которые довольно походят на бобровые и отличаются от касаточных только одними носками, ибо у последних они длиннее и вставляются в кость, которая при ударе выпадает. Наконечники указанных стрелок, не исключая нерпичьего гарпуна, привязываются к моутам, или жильным шнуркам, которые прикрепляются к древку. Они вставляются в концы, оправленные в кость, так что, когда зверь ранен, то наконечник выходит из своего места, и, оставшись в теле, сматывает шнурок с древка, которое, упираясь непрестанно о поверхность воды, утомляет добычу, стремящуюся поминутно нырять. Стрелки бросаются правою или левою рукой с узких дощечек, которые следует держать указательным пальцем с одной стороны, а тремя меньшими — с другой, для чего вырезываются ямки. Стрелки кладутся оперенным концом в небольшой желобок, вырезанный посреди дощечки, и бросаются прямо с плеча.

Рабочие орудия состоят из небольшой шляхты, которую теперь делают из железа, а прежде она была аспидная, и из кривого неширокого ножика, вместо которого до прибытия русских употреблялась раковина. К ним можно присоединить ноздреватый камень, употребляемый для очистки работы, и зуб, посаженный в небольшой черенок. С этим бедным набором инструментов кадьякцы искусно отделывают свои вещи. Что же касается женщин, то в искусстве шить едва ли кто может превосходить их, кроме как на островах Лисьих. Я имею многие образцы их работы, которые сделали бы честь лучшим нашим швеям. Чем кадьякцы древнее, тем превосходнее работа, а особенно резьба из кости. Это ремесло, судя по куклам, находящимся у меня, было в хорошем состоянии, если принять во внимание, что оно принадлежало необразованным людям. Но ныне с трудом можно сыскать человека, который изобразил бы что-нибудь порядочное. Всё шьётся здесь жильными нитками, которые выделываются так тонко и чисто, что не уступят лучшему сучёному шёлку. Плетёнки же из них или шнурки делаются с удивительным искусством. Оленья шерсть, козий волос, раздёрганный стамед только на Кадьяке употребляется для украшения. До приезда русских женщины употребляли костяные иголки собственной своей работы, почему в каждом семействе находится небольшое орудие для проверчивания ушек. Женщины так бережливы, что если, даже и теперь сломается железная игла, то просверливают ушки на остатках, покуда это можно делать.

На Кадьяке, подобно всему северо-западному берегу Америки, шаманство, или колдовство, находится в большом уважении. Шаманы учатся своему искусству с малолетства. Уверяют, что они имеют сношения с нечистым духом, по внушению которого могут предсказывать будущее. Они также считают, что некоторым детям положено судьбой быть земными шаманами и что они видят всегда своё назначение во сне. Хотя у каждого из этих обманщиков есть нечто особенное, но основное у всех одинаковое. В середине бараборы постилается нерпичья кожа или другого зверя, подле которой ставится сосуд с водой. Шаман выходит на вышеупомянутую подстилку и, скинув с себя обыкновенное платье, надевает камлейку задом наперёд. Потом красит своё лицо и покрывает голову париком из человеческих волос с двумя перьями, похожими на рога. Напротив садится человек, который предлагает ему вопросы. Одевшись и выслушав просьбу, шаман начинает песню, к которой мало-помалу присоединяются зрители, и напоследок составляется хор, или, лучше сказать, шум. При этом шаман делает разные телодвижения и прыжки до тех пор, пока в беспамятстве не падает на землю. Потом он опять садится на кожу и начинает такие же неистовые движения. Так продолжается долгов время, наконец шаман объявляет ответ, полученный им от нечистого духа. Шаманы исполняют также и должность лекарей, но только в самых трудных болезнях. За это непременно надо их одарить, с тем, однако, чтобы больной выздоровел, в противном же случае отбирают подарки назад. Всё их лечение больного состоит в вышеописанном бесновании.

После шаманов первое место занимают касеты, или мудрецы. Должность их состоит в обучении детей разным пляскам и в распоряжении увеселениями или играми, во время которых они занимают место надзирателей.

Закоснелые предрассудки произвели множество суеверий в здешнем народе. Ни одна плетёнка не делается без помощи какого-либо счастливого корешка. Бедным считается тот промышленник, который не имеет при себе какого-нибудь счастливого знака. Самые важные из последних - морские орехи, которые во множестве валяются по берегам в жарких климатах, а здесь они весьма редки. Лишь только наступит весна, то китовые промышленники расходятся по горам собирать орлиные перья, медвежью шерсть, разные необыкновенные камешки, коренья, птичьи носки и прочее. Всего хуже обычай красть из могил мёртвые тела, которые они содержат в потаённых пещерах и которым даже носят иногда пищу. Здесь введено в обычай, что отец перед своей смертью оставляет пещеру с мёртвыми телами, как самое драгоценное наследие тому, кто делается его преемником в китовом промысле. Наследник, со своей стороны, старается всю жизнь умножать это сокровище, так что у некоторых набирается до двух десятков трупов. Впрочем, надо заметить, что здесь крадут тела только таких людей, которые показывали особенное искусство и расторопность. Китовые промышленники во время ловли, как уже сказано выше, считаются нечистыми, и никто не только не согласится с ним есть вместе, но и не позволит им прикасаться ни к какой вещи. Однако же при всём этом они пользуются особенным уважением, и другие островитяне называют их своими кормильцами.

Кадьякцы проводят свою жизнь в промыслах, празднествах и в голоде. В первых они упражняются летом, вторые начинаются в декабре и продолжаются до тех пор, пока хватит съестных припасов, а с того времени и до появления рыбы терпят большой голод и питаются только ракушками. Во время праздников они непрестанно пляшут и скачут, причём употребляются самые уродливые маски. Мне случалось видеть их забавы довольно часто, но без всякого удовольствия. Их увеселения обыкновенно начинаются женщинами, которые несколько минут качаются из стороны в сторону при пении присутствующих зрителей и звуков бубнов. Потом выходят, или, лучше сказать, выползают мужчины в масках и прыгают различным образом, и это заканчивается едой. Островитяне большие любители увеселений. Вообще же можно сказать, что все они весьма пристрастны к азартным играм, в которые проигрывают иногда всё своё имущество. У них есть одна игра, называемая кружки, от которой многие разорились. В неё играют четыре человека, двое на двое. Они расстилают кожаные подстилки аршин на 5 [метрах в 3,5] одна от другой, на них кладут по небольшому костяному кружку, у которого на краю проведён тонкий ободок чёрного цвета, а в средине назначен центр. Каждый игрок берёт по пяти деревянных шашек с меткой, означающей разные стороны игроков, и садится у подстилки, имея своего товарища напротив себя. Цель игры — выиграть четыре раза по 28; число замечается палочками. Игроки, стоя на коленях вытянувшись, опираются левой рукой о землю, а правой кидают шашки друг за другом, на кружки, с одной подстилки на другую. Если кто попадёт в метку, то другой с той же стороны старается его сбить и поставить на это место свою шашку. Когда все шашки сойдут с рук у обеих сторон, тогда смотрят, как они лежат. За каждую шашку, коснувшуюся кружка, считают один; за ту, которая совершенно покроет кружок — два, а та, которая коснётся или пересечёт чёрный обод его, — три. Таким образом, игра продолжается несколько часов сряду. Есть ещё другая игра, называемая стопкой. Она состоит в следующем: вырезанный костяной или деревянный болванчик бросается вверх, и если ляжет на своё основание, то это значит 2; если на брюхо — 1, а на шею — 3. Окончание этой игры — дважды десять, что отмечается также палочками.

Кадьякцам надлежит отдать справедливость за изобретение байдарок, которые они строят из тонких жердей, прикреплённых к шпангоутам, или, лучше сказать, к обручам. Они обтягиваются так хорошо сшитыми нерпичьими кожами, что ни капли воды никогда не проходит внутрь. Теперь их три рода в употреблении, т. е. трёхлючные, двухлючные и однолючные, До прихода русских были только два последние, а вместо первых строились байдары, или кожаные лодки, в каждую из которых помещалось до 70 человек. Все эти суда ходят на малых вёслах, и не только особенно легки на ходу, но и весьма безопасны в море при самом крепком волнении. Надо только иметь затяжки, которые крепятся у люков и задёргиваются на груди сидящего на байдаре. Я сам проехал в трёхлючной байдарке около 400 вёрст [425 км] и могу сказать, что не имел у себя никогда лучшего гребного судна. В байдарке надо сидеть спокойно и чтобы гребцы не делали больших движений, в противном случае можно опрокинуться. Хотя кадьякцы в другом и не слишком проворны, но отменно искусны в управлении этих челнов, на которых они пускаются сквозь буруны и плавают без всякой опасности более тысячи вёрст. Правда, это бывает всегда подле берега, однако, иногда в хорошую погоду ходят вёрст по 70 [около 75 км] без отдыха. Послать двухлючную байдарку к острову Уналашке или в Ситкинский пролив считается здесь обыкновенным делом. Когда на пути их захватывают штормы в открытом море, тогда по несколько байдарок соединяются вместе и дрейфуют спокойно до перемены погоды. В таком случае каждому гребцу нужно иметь камлейку, сшитую из крепких кишок, которая у рукавов и на голове у капюшона затягивается шнуром, так как волны во время бури часто плещут через байдарку. Сперва для меня было весьма неприятно чувствовать движение киля и членов байдарки, которые на каждом валу сгибаются и разгибаются, но потом, привыкнув, я много ими забавлялся.

Удивительно, что эти люди, сумевшие построить вышеописанные суда, оставили почти без всякого внимания самое главное и нужное в жизни, т. е. строение своих жилищ. Последние столь же просты и неудобны, насколько первые превосходны в своём роде. Здешняя барабора состоит из довольно большого четырёхугольного продолговатого помещения, с квадратным отверстием фута в 3 [около метра] для входа и с одним окном на крыше, в которое выходит дым. Посередине вырывается небольшая яма, где разводится огонь для варки пищи, а по бокам отгораживаются досками небольшие места для разных домашних вещей. Это помещение служит двором, кухней и даже театром. В нём вешается рыба для сушки, делаются байдарки, чистят пищу и прочее. Хуже всего то, что живущие никогда его не очищают, а только изредка настилают на пол свежую траву. К главному помещению пристраиваются ещё небольшие боковые строения, называемые жупанами. Каждый из них внутри имеет свой вход, или, лучше сказать, лазейку, в которую можно пройти не иначе, как нагнувшись и ползя на животе до тех пор, пока можно будет мало-помалу подняться на ноги. Наверху в самой крыше жупанов делается небольшое окно для света, которое, вместо оконницы, обтягивается сшитыми вместе кишками или пузырями. Вдоль стен, отступив от них на 3 фута [1 м], кладутся нетолстые брусья, отделяющие места для сна и сиденья; они же служат и вместо изголовья. Это отделение содержится довольно чисто, потому что устилается соломой или звериными кожами. Жупаны здесь нужны больше для зимы, так как, ввиду их малых размеров, бывают всегда теплы от многолюдия. В самое же холодное время они нагреваются горячими камнями. Они употребляются также иногда вместо бань.

Постройка барабор самая простая. Для этого вырывают четырёхугольную яму футов до 2 [около 0,6 м] глубиной и по углам вкапывают столбы вышиной футов около 4 [немного более 1 м], на которые кладут перекладины и довольно высокую крышу на стропилах. Стены обиваются стоячими досками снаружи. Крыша устилается довольно толстым слоем травы, а бока обмазываются землёй, так что всё строение с внешней стороны походит на какую-то кучу.

Вообще можно сказать, что кадьякцы не имеют ни малейшей склонности к соблюдению чистоты. Они не сделают лишнего шага ни для какой нужды. Мочатся обыкновенно у дверей в кадушки, множество которых стоит всегда наготове. Эту жидкость они употребляют для мытья тела и платья, а также и для выделки птичьих шкурок. Правда, как мужчины, так и женщины большие охотники до бань, но они ходят в них только потеть, если же у кого голова слишком грязна, то он моет её мочой. Впрочем, платье надевают прежнее, как бы оно ни было запачкано.

Кадьяк и окружающие его острова управляются чиновниками Компании. Все природные жители находятся в ведении Кадьякской конторы. О других местах, принадлежащих Компании, я не могу сказать с такой подробностью, как о Кадьяке, на котором я прожил около года. Все кадьякцы считаются теперь русскими подданными. Компания при их помощи не только запасает себе и своим служащим, которых насчитывает до тысячи человек, съестные припасы на целую зиму, но и употребляет их на другие работы. Из них составляются партии для ловли морских бобров, они промышляют лисиц, нерп, птиц и еврашек, одним словом, они такие работники, каких в других местах невозможно найти.

Кадьякцы исполняют приказания Компании с величайшим послушанием и бывают довольны тем, что она за их труды заблагорассудит положить. Кроме бисера, табака и других европейских мелочей, им платится за промысел птичьими, еврашечьими и тарбаганьими парками. Этот торг самый выгодный для Компании, так как не стоит почти никаких издержек. Материал, из которого женщины шьют разное платье, добывается самими обывателями по наряду и отдаётся в кладовые, откуда потом они сами же его и покупают. В награду за свои труды швеи получают только иголки, которые остаются у них от работы, а тайонши нередко по пачке табаку. Однако же должен признаться, что этот столь прибыльный для Компании торг может со временем обратиться в величайший вред для жителей. Каждое лето они уезжают от своих жилищ на тысячу вёрст в малых кожаных лодках, и таким образом, на весьма долгое время разлучаются со своими жёнами и детьми, которые не в состоянии достать для своего пропитания пищу. К этому надо прибавить ещё и то, что в пути кадьякцы нередко встречаются с неприятелями и лишаются жизни. Те же, которые остаются летом на острове, вместо своей общинной работы, принуждены бывают работать на Компанию. Даже и самые старые не освобождены от этой повинности. Они ловят морских птиц, и каждый из них обязан наловить их столько, чтобы довольно было для семи парок. Такие порядки крайне не нравятся здешним жителям, которые высказывают к старости великое уважение. Меня уверяли, что многие старики, удручённые летами, выбиваются из сил, гоняясь за добычей по утёсистым скалам, и делаются жертвой корыстолюбия других. Хотя и можно отдать справедливость нынешнему правителю Баранову и его помощникам, которые, оставив прежние обычаи, обходятся с кадьякскими обывателями снисходительно, однако, при всём том, если вышеуказанные причины не будут совсем устранены, они непрестанно будут уменьшать число жителей Кадьяка.

Чтобы предотвратить совершенное уничтожение этих весьма выгодных промыслов, надлежит, по моему мнению, сделать, по крайней мере, следующее: 1) все вещи (кроме дорогих), нужные для одежды местных жителей и почти ничего не стоящие Компании, продавать гораздо дешевле принадлежащим ей людям, без которых она даже не может существовать; 2) ввести в употребление железные орудия, без которых нельзя ничего сделать, не потеряв напрасно много времени; 3) не посылать партий на байдарках в отдалённый путь, а отправлять их на парусных судах до места ловли и на тех же судах привозить их обратно; 4) оставлять половину молодых людей дома и не употреблять стариков на тяжёлые и не соответствующие их возрасту работы, ибо преждевременная их смерть нередко влечёт за собой разорение целого семейства. Если такие мероприятия будут приняты и приведены в действие, то можно ожидать, что приезжий не будет "меть мучительного неудовольствия встретиться ни с одним жителем, скитающимся без всякой одежды, что сейчас случается особенно часто и даже среди таких людей, которые в прежние времена были зажиточные и весьма богаты.

Хотя около Кадьяка не трудно сыскать множество прекрасных гаваней, однако, компанейские суда пользуются сейчас только двумя: Трёх Святителей, которая, по моим наблюдениям, лежит на северной широте 57°05'59" и в западной долготе 153°14'30", и Св. Павла, лежащей под 57°46'36" с. ш. и 152°08'30" з. д. Первая из них — та самая, в которой остановился Шелехов при первом своём прибытии на Кадьяк. Она лежит на запад-северо-запад от южного мыса острова Салтхидака и образована косой, выдающейся к северо-западу от южной конечности небольшого залива. Говорят, что до землетрясения, случившегося в 1788 году, местность вокруг этой гавани была гораздо выше. Теперь же она покрывается до гор равноденственными приливами, грунт везде — ил и самый мелкий чёрный песок, а общая глубина от 4 1/2 до 10 сажен [от 8 до 18 м]. Вход в эту гавань, а также и выход из неё весьма удобны, — она закрыта от всех ветров. Вторая же гавань не представляет ничего особенного. Она состоит из узкого пролива, в который можно войти не иначе, как сделав множество перемен в курсе. Правда, северный проход в неё прямой, но часто бывает покрыт туманом. Выход же из неё довольно удобен, так как при южных и юго-западных ветрах погода большей частью стоит ясная, о чём было упомянуто раньше. Обойдя остров Каменный (который надо оставлять на значительном от себя расстоянии, потому что от его северного мыса идёт довольно длинный риф), следует проявить немалую осторожность, ибо по обеим сторонам прохода также лежит много подводных камней, между которыми кораблю негде повернуться, а всего хуже то, что грунт по северную сторону батареи весьма нехорош. Компания отдала этому месту преимущество при заселении только потому, что там растёт множество елового леса, которого совсем нет в других местах острова. Впрочем, оно невыгодно для судов, во-первых, потому, что противные ветры могут задерживать суда слишком долго, во-вторых, здесь на якоре неудобно стоять в зимнее время, ибо иногда бывают весьма сильные ветры. Чтобы иметь лучший и удобнейший вход в гавань Св. Павла, надлежит пройти сперва перпендикулярно к Чиниатскому мысу, а потом держать на камень, который я назвал Горбуном я который надо проходить по правую сторону, так как близ островов Пустого и Лесного видны все опасные места и там в случае безветрия можно останавливаться на верпе на 60 саженях [109 м], где грунт — ил. При противных же ветрах или непостоянной погоде я советовал бы держаться в море, не входя в Чиниатский залив.