§ Я обвиняю Крузенштерна
Вы не смогли Америку закрыть,
Вам не хватило мужества и веры
Достойно пережитое испить
И осознать, как истину, потерю.
И адресован вечный вам упрек -
Что сталось ныне с гордою Россией…
Тойво Ряннель
В февральском номере журнала «Вокруг света» за 2004 год опубликована статья «Одна „Надежда“ на двоих„, в которой односторонне и неубедительно освещено первое русское кругосветное плавание и события, связанные с ним. Давно в прессе не было подобного глумления над российской историей и личностью одного из ее творцов.
Для тех читателей, которые по тем или иным причинам не смогли прочесть эту статью, приведу здесь предпосланное к ней предисловие, чтобы было понятно, о чем идет речь: “Минувшим летом исполнилось 200 лет с момента начала первого русского кругосветного плавания. История этой экспедиции изобилует „белыми пятнами“, неоднозначными событиями и интригующими происшествиями. Поэтому каждая новая находка документов, имеющих к ней отношение, вызывает огромный интерес как у специалистов, так и у любителей отечественной истории. Во время этого исторического плавания разгорелся серъезный конфликт между капитан-лейтенантом Иваном Федоровичем Крузенштерном, командовавшим отрядом кораблей экспедиции — „Надеждой“ и „Невой“, и камергером Николаем Петровичем Резановым, следовавшим с посольской миссией в Японию. В 2003-м, юбилейном году, в архивах были обнаружены важные материалы, проливающие свет на некоторые обстоятельства плавания. Среди них особого внимания заслуживает путевой дневник старшего офицера судна „Надежда“ лейтенанта Макара Ивановича Ратманова».
Далее авторы, профессор, академик РАЕН Алексей Постников и Дмитрий Иванов, строят свою версию первого кругосветного плавания россиян, постоянно ссылаясь на записи Ратманова. В статье также приводятся комментарии «знатока» этой экспедиции Л. М. Свердлова и любящей историю России издалека госпожи Л. С. Блэк, давно живущей в США, которые в своих «трудах» так же часто ссылаются на записи Ратманова, как и первые двое. И так как мироощущения лейтенанта Ратманова по понятным причинам были примитивны по сравнению с оными у Резанова, то и авторы статьи, опираясь на мнения Ратманова, не смогли явить миру понимание всемирной истории на уровне Резанова, и поэтому они высказали свое личное мнение, в корне отличающееся от мнения ведущих историков России. И можно было бы не обращать внимания на частные заявления авторов статьи, если бы не одно обстоятельство: они покусились на то немногое, что еще свято в памяти русского народа, на национальное достояние России, на честь и достоинство одного из лучших сынов нашего Отечества, на Николая Петровича Резанова, руководителя первого русского кругосветного плавания, первого полномочного посланника России в Японии, героя рок-оперы Вознесенского, Рыбникова, Захарова «Юнона» и «Авось», государственного деятеля, которого крупнейшие энциклопедии мира ставят в один ряд с такими преобразователями России как Петр Первый, Меншиков, Румянцев, Ломоносов. Это о нем энциклопедия «Британника» дает следующий впечатляющий отзыв: «Резанов — первый русский, обогнувший весь земной шар. Император Александр 1 говорил ему: „Я и Отечество ждем от вас жертвы“. Эта жертва оказалась слишком тяжелой, человеческие силы не выдержали… Но это не умаляет значения и ценности Резанова как одного из выдающихся деятелей своего времени. Красавец с волевыми чертами лица, умный, высокоинтеллигентный, светский, очаровательный, мужественный, смелый — Резанов представлял собой идеальный тип Русского аристократа духа и тела — творителя России. Ни один русский государственный деятель не приобрел за границей, несмотря на вековую неприязнь и даже ненависть к России, такой трогательной симпатии, как Резанов„.
В Америке до сих пор помнят о нем. Оттуда приезжают делегации, чтобы посетить его могилу. С острова Кадъяк они привезли елочку, чтобы посадить ее у его могилы. В Красноярск идут письма от родственников Кончиты. И вдруг такая черная неблагодарность! Что ж, давайте вместе разберемся в случившемся.
Статья имеет подзаголовки. Первый из них — ПРЕДЫСТОРИЯ. В этой части статьи подготавливается почва для ненавязчивого возвеличения роли Крузенштерна в подготовке первой русской кругосветной экспедиции и, соответственно, для негативного в дальнейшем восприятия сведений о камергере Двора Его Императорского Величества Резанове. Делается это в выражениях весьма удобообтекаемых и на первый взгляд учтивых, однако ж по всему видно, что авторы весьма преуспели в знакомстве с правилами технологий черного пиара.
“Чтобы приблизиться к пониманию того, что происходило на борту „Надежды“, нужно обратиться к истории замысла и подготовки первой русской кругосветной экспедиции„,- начинают авторы, и тут же идет сообщение: “В 1799 году Крузенштерн направил в военно-морское министерство предложение об организации кругосветного плавания„. И все. О Резанове ни слова. Зато потом, в негативном для Резанова контексте, говорится: “Объективности ради надо сказать, что авторство проекта первой русской кругосветной экспедиции не принадлежит ни Крузенштерну, ни РАК, ни уж тем более Резанову — одному из членов правления РАК».
Что должен усвоить читатель из процитированных фраз, приблизился ли он к пониманию того, что происходило на борту «Надежды», как ему было обещано в начале статьи? Отнюдь…В суждениях авторов отсутствует логика, зато так и выпирает наружу желание умалить роль Резанова в сравнении с Крузенштерном. Они этого и не скрывают. В соответствии с законами ораторского искусства, памятуя о том, что самая важная мысль, для того чтобы она осталась в восприятии аудитории, должна быть высказана в конце выступления, они заключают словами: «Судами такого класса, как „Надежда“ и „Нева“, Россия почти не располагала, и каждый капитан, способный командовать подобным кораблем, был на виду, вращался в высшем свете, словом, являлся человеком известным и авторитетным. Крузенштерну же благоволил сам Александр 1». И снова о Резанове ни слова. А ведь ему-то император благоволил и того более. Авторы, несомненно, знают это, но сознательно умалчивают исторические факты. А это, прошу прощения, сродни клевете.
Но давайте же все-таки приблизимся к пониманию того, что происходило на борту «Надежды», исходя из позиций ведущих российских историков.
Да, Крузенштерн писал в морское ведомство записки о необходимости плаваний к российским Тихоокеанским владениям. Но с подобными предложениями к правительству и императорам обращались и другие. И роль Крузенштерна вполне очевидна. Об этом доходчиво говорится в сборнике документов «Российско-Американская компания и изучение Тихоокеанского Севера», изданного в 1994 году Российской академией наук под редакцией академиков РАН А. И. Алексеева, Н. Н. Болховитинова, Т. С. Федоровой: «Записки Крузенштерна, отправленные в Петербург, попали к вице-президенту Адмиралтейств-коллегии Н. С. Мордвинову, который к тому времени уже дал указание Г. А. Сарычеву разработать план организации морской экспедиции на Камчатку, и записки Крузенштерна не рассматривались, однако он был назначен командиром одного из судов эспедиции». (стр.7.) Эти слова маститых ученых, казалось бы, следует понимать так: мнение Крузенштерна не повлияло на решение правительства о снаряжении экспедиции, а самому Крузенштерну отводилась роль командира одного из судов экспедиции. Однако же, как вы убедитесь далее, авторы статьи трактуют исторические факты иначе. «В период подготовки к плаванию и Крузенштерн, и Резанов получали многочисленные инструкции от военно-морского ведомства, министерства коммерции, Правления РАК, большая часть которых была одобрена императором. Практически во всех этих документах Крузенштерн и Резанов фигурируют как первые лица экспедиции, равные друг другу, хотя их взаимоотношения прописаны столь НЕЧЕТКО (выделено мной, В.Т.), что могли трактоваться весьма вольно», — говорится в статье. «Посланником в Японию был назначен камергер Н. П. Резанов, „начальству“ которого подчинялись два судна с офицерами и служителями. Задачи его миссии ЧЕТКО (выделено мной, В.Т.) определялись специально разработанной и утвержденной Александром 1 инструкцией», — сказано в сборнике «Российско-Американская компания и изучение Тихоокеанского Севера» ( док. № 41). Таким образом, то, что для ведущих историков страны является ясным и четким, для авторов статьи представляется нечетким и может трактоваться, как они пишут, весьма вольно. Что они с успехом и продемонстрировали читателям. Чего стоят одни их рассуждения по поводу главенства в экспедиции Крузенштерна. «Беда в том, — пишут они, — что инструкции, выданные Резанову, вступали в прямое противоречие с морским уставом, который действовал на идущих под Андреевским флагом кораблях, укомплектованными военными моряками. Согласно его положениям, принятым еще Петром 1 и актуальным до сего дня, вся власть на корабле принадлежит капитану. Он определяет внутренний режим жизни, распоряжается судном по своему усмотрению, а все, находящиеся на борту, будь то гражданские или военные лица, вне зависимости от их должности, ранга, звания и положения, находятся в его полном подчинении». Да ничего подобного! Беда вовсе не в этом, а в том, что авторы статьи, по невнимательности или с умыслом, пренебрегли положениями упомянутых инструкций. По их мнению, командующий флотом, прибыв на корабль своего флота, поступает под начало командира корабля. Исходя из подобных ошибочных представлений, авторы приходят к ложным выводам, а затем вводят в заблуждение читателей.
«Но и это было еще не все,- продолжают они. — Незадолго до выхода в море Резанов получил царский рескрипт, первый пункт которого извещал камергера, что „сии оба судна с офицерами и служителями, в службе компании находящимися, поручаются начальству вашему“. Правда, в дальнейшем тексте этого документа говорилось, что все решения Резанов обязан принимать совместно с Крузенштерном…. Каково закручено! В какую сладкую обертку завернули авторы горькую пилюлю! Вначале они тонко и расчетливо успокаивают читателя, говоря в общем-то правильные слова о главенстве в экспедиции Резанова, а затем потихоньку, этак ненароком, прямо на подсознание читателю выкладывают ложную посылку о том, что все решения Резанов „обязан принимать совместно с Крузенштерном“, добиваясь пока равенства Крузенштерна с Резановым хотя бы на уровне цитируемого документа. Все-таки они пока никак не могут проигнорировать этот документ. А вот низвести его до ничего не обязывающей Крузенштерна казенной бумаги очень хочется.
Как же все было на самом деле? Вниманию читателя предлагаются выписки из инструкции министра коммерции Н. П. Румянцева российскому посланнику в Японии Н. П. Резанову, датированной 22 июля 1803 года, подписанной императором Александром 1.
1.
»
Корабли «Надежда» и «Нева», в Америку отправляемые, имеют главным предметом торговлю Российско-Американской компании… сии оба судна с офицерами и служителями, в службе компании находящимися, поручаются начальству вашему…«.
2.
»
Предоставляя флота господам капитан-лейтенантам Крузенштерну и Лисянскому во все время вояжа вашего командование судами и морскими служителями яко частию, от собственного их искусства и сведения зависящею, и поручая начальствование из них первому, имеете вы с вашей стороны обще с г-ном Крузенштерном долгом наблюдать, чтоб вход в порты был не иначе, как по совершенной необходимости, и стараться, чтоб все споспешествовало сколько к должному сохранению экипажа, столько и к скорейшему достижению цели, вам предназначенной«.
Давайте вместе прокомментируем, о чем говорится в этом параграфе. В нем сказано о том, что Резанову, для которого эта инструкция предназначена, предписывается предоставить господам капитан-лейтенантам Крузенштерну и Лисянскому командование судами и морскими служителями, ибо эта часть его, Резанова, вояжа зависит от их искусства и умения, и, назначить старшим из них первого. При этом права Резанова расширены настолько, что он имеет возможность решать о необходимости заходов в порты и стараться принимать все меры не только к сохранению экипажа ( что ранее всегда являлось прерогативой капитана корабля), но и к скорейшему достижению цели, ему определенной данной инструкцией.
Как видите, ни о каком равенстве между Резановым и Крузенштерном нет речи, Резанов — единственный руководитель экспедиции, которому вменено в обязанность советоваться с Крузенштерном по перечисленным выше вопросам.
3.
» … Из сих последних (из Сандвичевых островов — прим. авт.) одному судну под начальством капитан-лейтенанта Лисянского, которого снабдить особою до вояжа его относящейся инструкциею, ПРИКАЖИТЕ (выделено мной, В.Т.) следовать на о — в Кадъяк, а на другом держите курс ваш к берегам японским…«
Как видите, Резанову, как руководителю экспедиции, предписывается давать инструкции относительно плавания судов, приказывать командирам судов… Вновь подчеркивается главенство Резанова. И так почти в каждом параграфе инструкции. В 9-м, например, говорится о том, что Его императорское величество повелеть изволил отпустить с Резановым
25 золотых и 300 серебряных медалей, которыми Резанов от имени государя должен по своему усмотрению награждать… В 10-м параграфе сказано дословно: »В Кадъяке нагрузите вы оба корабля товарами и отправьтесь в Кантон…«. В 14-м параграфе говорится о приданных под руководство Резанова специалистах для научных исследований: „Для описания в Америке произведений всех трех царств природы определяется с вами профессор натуральной истории, ботаник и студенты, окончившие курс минералогии; употребя их к сему и снабдя подробными от вас предписаниями, имейте попечение, сверх того, сколько позволит вам удобность, привесть сюда породы каменьев, земель, окаменелостей, солей, сер, металлов, деревьев, растений, семян с описанием употребления их тамошними жителями…“.
То есть Резанов являлся не только руководителем первого русского кругосветного плавания, но и руководителем научных исследований экспедиции.
ЖУРНАЛ „ВОПРОСЫ ИСТОРИИ“ за 1994 год, № 2 , статья Н. Н. Болховитинова (академика РАН, руководителя Центра североамериканских исследований Института истории РАН) „Завещание Н. П. Резанова“, стр.165: »…В то время камергером мог стать лишь человек, имевший генеральский чин не ниже действительного статского советника (именно это звание имел Резанов по гражданской линии). Кроме того, он был назначен Александром 1 чрезвычайным и полномочным посланником в Японии и руководителем первой кругосветной экспедиции, в которой участвовали корабли «Надежда» и «Нева».
Эти документы не помешали, однако, авторам статьи в журнале «Вокруг света» делать заявления о том, что руководил экспедицией Крузенштерн, тем самым без зазрения совести отнимая у Резанова его труды. Для этого они с самым серъезным видом преподносят читателям смехотворный довод: «Крузенштерн о царском указе не знал, его содержание не было доведено до экипажей кораблей, и, следовательно, по выходе в море в силу он не вступил. Более того, никто из высшего руководства Резанова как главного начальника экспедиции офицерам не представил, наконец, сам Резанов, прибыв на судно, о своих полномочиях не объявил».
Лжесвидетельствуя, пытаясь оправдать преступное поведение морского офицера Крузенштерна, организовавшего на военном корабле бунт против начальства, авторы статьи оказали капитану медвежью услугу, показав его человеком в высшей степени наивным. Ведь хороший капитан, прежде чем пустить кого-либо на свой корабль, обязан поинтересоваться персоной посетителя. Авторы же статьи пытаются уверить читателей, будто люди пускаются в кругосветное плавание инкогнито и что член-корреспондент Петербургской академии наук Крузенштерн ничего не ведал о том (и его не интересовало), в качестве кого на его корабле будет находиться почетный член этой же академии Резанов?
Кроме того, полагаю, авторам статьи будет небезынтересно узнать, что прежде чем ступить на палубу «Надежды», Резанов лично вручил Крузенштерну все необходимые бумаги. В доказательство этого приведу в сокращенном виде отрывок из статьи А. Сгибнева, опубликованной в историческом сборнике «Древняя и новая Россия», 1877 год :
«Крузенштерн с начала плавания стал в неприязненные отношения к Резанову и постоянно искал повода к ссоре с ним… Умный, образованный и деликатный Резанов с поразительным терпением выносил наносимые ему Крузенштерном оскорбления и подчинился всем строгостям судовой дисциплины и даже капризам своего противника, пока постоянная внутренняя борьба не отразилась на его слабом здоровьи. Резанов занемог расстройством всей нервной системы и в такой степени, что на переход от Нукагивы до Сандвичевых островов он был близок к смерти или, по крайней мере, к умопомешательству.
Но пылкий и заносчивый Крузенштерн и во время болезни Резанова не щадил его, и превысил свою власть до того, что решился Резанова, облеченного званием чрезвычайного посланника, предать суду. Это курьезное событие подробно описано самим Резановым в отношении его к камчатскому коменданту генерал-майору Кошелеву. Мы приводим его здесь без всяких изменений.
»Сверх бесчисленных грубостей во все время путешествия моего от всех морских офицеров, кроме лейтенанта Головачева и штурмана Каменщикова, мною испытанных, я прошу спросить о происшествии в островах Мендозиных, которое одно достаточно подать идею до какой степени буйство их простиралось«.
»Апреля 25-го дня, пришед в острова Мендозины, капитан-лейтенант Крузенштерн отдал приказ не выменивать у диких никому, кроме лейтенанта Ромберга и доктора Эспенберга, коим поручено было прежде выменивать свежие жизненные припасы, которых на корабле уже не было. О распоряжении своем должен бы капитан из вежливости прежде известить меня, но как начальство уже давно им не уважалось и к оскорблениям его привыкло, а приказ содержал настоящую пользу, то и не было ему ни слова от меня сказано. Мена началась на отломки железных обручей, выменивали одни кокосы и хлебные плоды, коими запасались в изобилии, а как дикие более ничего не привозили, то вскоре и разрешено было от капитана покупать редкости, я просил его позаботиться о коллекции для Императорской кунсткамеры. Ответ был: «Хорошо»; но не исполнен. Когда выменивал я сам на железки их раковины, капитан подошел ко мне и сказал, что железо для корабля нужно, и чтобы я выменивал на ножи; началась у всех мена на ножи, но я ничего получить не мог, и сколько ни просил, что это не для меня, но для императорского кабинета, сие не только было не уважено, но еще с грубостями вырываемо у тех из рук, кому дал я на вымен приказание. Я принужден был дать приказчику Шемелину повеление, чтоб он съездил на берег и там выменял; наконец на ножи уже не меняли и когда Шемелин употребил компанейские товары на вымен, то они тотчас были у него отобраны и от капитана клерку отданы. Чувствуя такие наглости, увидя на другой день на шканцах Крузенштерна, что было мая 2-го числа, сказал я ему: «Не стыдно ли вам так ребячиться и утешаться тем, что не давать мне способов к исполнению на меня возложенного». Вдруг закричал он на меня: «Как вы смели мне сказать, что я ребячусь?» «Так, сударь мой»,- сказал я, -«весьма смею, как начальник ваш!» «Вы начальник! Может ли это быть? Знаете ли, что я поступлю с вами, как не ожидаете?» «Нет»,- отвечал я.-«Не думаете ли и меня на баке держать , как Курляндцева? Матросы вас не послушают, я сказываю вам, что ежели коснетесь только меня, то чинов лишены будете. Вы забыли законы и уважение, которым вы и одному чину моему уже обязаны». Потом удалился я в свою каюту. Немного спустя, вбежал ко мне капитан, как бешеный, крича: «Как вы смели сказать, что я ребячусь, знаете ли, что есть шканцы? Увидите, что я с вами сделаю». Видя буйство его, позвал я к себе надворного советника Фоссе, титулярного советника Брыкина и академика Курляндцева, приказал им быть в моей каюте и защитить меня от дальних наглостей, кои мне были обещаны. Потом капитан ездил на «Неву» и вскоре возвратился, крича: «Вот я его проучу!» Спустя несколько времени приехал с «Невы» капитан-лейтенант Лисянский (командир «Невы») и мичман Берг, созвали экипаж, объявили, что я самозванец и многия делали мне оскорбления, которые, наконец, при изнуренных уже силах моих повергли меня без чувств. Вдруг положено вытащить меня на шканцы к суду. Граф Толстой (гвардии подпоручик, состоящий в штате посольства Резанова. — Прим. авт.) бросился, было, ко мне, но его схватили и послали лейтенанта Ромберга, который, пришед ко мне, сказал: «Извольте идти на шканцы, офицеры обоих кораблей вас ожидают». Лежа, почти без сил, отвечал я, что не могу идти по приказанию его. «Ага!»,- сказал Ромберг. — «Как браниться, так вы здоровы, а как к разделке, так больны». Я сказал ему, чтоб он прекратил грубости, которые ему чести не делают и что он отвечать за них не будет. Потом прибежал капитан. «Извольте идти и нести ваши инструкции!»,- кричал он. — «Оба корабля в неизвестности о начальстве и я не знаю, что делать». Я отвечал, «что довольно уже и так вашего ругательства, я указов государевых нести вам не обязан, они более до вас нежели до офицеров касаются, и я прошу оставить меня в покое», но слыша крик и шум: «Что, трусить? Мы уже его!» решился я выйти с высочайшими повелениями. Увидя в шляпе Крузенштерна, приказал ему снять ее, хотя из почтения к императору, и прочтя им высочайшее мне поручение начальства, услышал хохот и вопросы «кто подписал?» Я отвечал: «Государь ваш Александр». «Да кто писал?» «Не знаю»,- сказал я. «То-то „не знаю“, — кричал Лисянский. — „Мы хотим знать, кто писал, а подписать-то знаем, что он все подпишет“. Наконец все, кроме лейтенанта Головачева, подходили ко мне со словами, что я бы с вами не пошел и заключили тему: „Ступайте, ступайте с вашими указами, нет у нас начальника, кроме Крузенштерна“. Иные со смехом говорили: „Да он, видишь, еще и хозяйствующее лицо компании!“ „Как же!“ — кричал Лисянский. — „И у меня есть полухозяин — приказчик Коробицын!“ А лейтенант Ратманов (человек невоспитанный и грубый, после следствия в Петропавловске, проведенном генерал-майором Кошелевым, лицемерно униженно просил прощение у Резанова, а потом сочинял на него злобные пасквили в своем дневнике. — прим. В.Т.) дополнил: „Он будет у нас хозяином в своей койке! Еще он прокурор, а не знает законов, что где объявляет указы!“ И, ругая по — матерну, кричал: „Его, скота, заколотить в каюту!“ Я едва имел силу уйти в каюту и заплатил жестокою болезнью, во время которой доктор ни разу не посетил меня, хотя все известны были, что я едва не при конце жизни находился. Ругательства продолжались, и я принужден был, избегая дальних дерзостей, сколь ни жестоко мне было проходить экватор, не пользуясь воздухом, высидеть, никуда не выходя, до самого окончания путешествия и по прибытию в Камчатку вышел первый раз из каюты своей».
В этом месте прервем описания Сгибнева. Ибо от дикости происходящего на корабле «Надежда» даже читателю этой статьи можно заболеть, не то что Резанову. Совершенно ясно, травля офицерами, во главе с организатором этой неблаговидной затеи Крузенштерном, посланника в Японию Резанова могла иметь печальные последствия: Резанов попросту мог не выдержать чудовищного нервного напряжения. И уж, конечно, травля эта намного укоротила дни жизни Резанова ( Он скончался в Красноярске, на полпути к столице, не доехав со своими обширными планами освоения Северной Америки на доклад к императору. И был впоследствии оболган неблагодарным Крузенштерном). А ведь экспедиция назначалась вовсе не для того, чтобы прокатить Крузенштерна и господ морских офицеров кругом света, а для нужд и видов РАК и государства российского. Как сказано в инструкции Резанову: «Корабли «Надежда» и «Нева», в Америку отправляемые, имеют главным предметом торговлю Российско-Американской компании… «. Таким образом, действия Крузенштерна ставили под угрозу установление дипломатических и торговых отношений с Японией, грозили срывом важного государственного дела. Подтверждение сказанному имеется и у Сгибнева:
»По прибытии «Надежды» в Петропавловскую гавань, Резанов съехал на берег и поместился в доме начальника гавани. Здесь он решился вступить в свои права и 5 июля написал Кошелеву, находившемуся в Нижнекамчатске, письмо, которым просил его, как можно поспешнее, прибыть в Петропавловскую гавань с ротою солдат.
«Имею я крайнюю нужду видеться с вашим превосходительством, — писал ему Резанов, — и по высочайше вверенным мне от Государя Императора поручениям получить нужное от вас, как начальника края сего, пособие. У меня на корабле взбунтовались в пути морские офицеры. Вы не можете себе представить, сколь много я вытерпел огорчения и насилу мог с буйными умами дойти до Отечества. Сколь ни прискорбно мне, соверша столь многотрудный путь, остановить экспедицию, но при всем моем усердии, не могу я исполнить японского посольства, и особливо, когда одни наглости офицеров могут произвести неудачу и расстроить навсегда государственные виды. Я решился отправиться к государю и ожидаю только вас, чтоб сдать вам, как начальствующему краем, всю вверенную мне экспедицию».
А далее события разворачивались следующим образом. Генерал-майор Кошелев Павел Иванович, правитель Камчатки, прибыл в Петропавловск 1 августа 1804 года с двумя офицерами и в сопровождении 60 солдат. И немедленно приступил к следствию, которое длилось целую неделю. Допросы капитана «Надежды» и всех морских офицеров проводились лично Кошелевым в присутствии камергера Резанова и тщательно записывались (вопросы допроса и их порядок составлены мною на основании дневниковых записей Н. П. Резанова. — В.Т.).
Генерал в парадном мундире выглядел весьма внушительно, восседая за столом перед разложенными бумагами. Чуть в стороне скромно устроился в кресле Резанов.
Несомненно, из двух этих людей, генерал-майора Кошелева и камергера Резанова, гражданский и придворный чин которого соответствовал военному чину генерал-майора, большей властью обладал камергер Резанов, доверенное лицо самого Государя Императора, посол в Японию, Уполномоченный Императора в Русской Северной Америке в ранге министра, кавалер. Однако, как лицо заинтересованное, он не мог возглавлять комиссию ( а вот мнение Ратманова принимается авторами статьи во внимание! — Прим. В.Т.) по расследованию происшествий, участником которых сам являлся. Эту роль выполнял начальник Камчатки, которому по занимаемой должности положено разрешать все проблемы на вверенной территории.
Писарь находился за отдельным столом. Четвертым в комнате присутствовал сухопутный капитан Федоров, командир местного гарнизона.
Первым перед генералом Кошелевым предстал капитан-лейтенант Крузенштерн.
После обычной в таких случаях протокольной части начался допрос по существу заявления Резанова.
— Допускаете ли вы, командир российского судна, вероятность неподчинения российским законам и указаниям царствующей Особы и Его правительства? — спрашивал генерал.
— Нет! — по-военному кратко отвечал Крузенштерн.
— Допускаете ли вы исключения, когда можно, по вашему мнению, ослушаться Высочайших указаний Его Императорского Величества или правительства?- был следующий вопрос.
— Нет!
— Известно ли вам было, господин капитан-лейтенант, что начальником всей экспедиции назначен его превосходительство камергер Резанов, которому вы должны неукоснительно подчиняться?
— Нет! — не моргнув глазом, солгал Крузенштерн.
— Разве находящийся здесь камергер Его Величества не давал вам для прочтения рескрипты Императора, инструкции министра коммерции графа Румянцева и доверенности от Правления Русско-Американской компании перед выходом в плавание на Кронштадтском рейде? — испытующе глядел на капитана «Надежды» генерал Кошелев.
Генерал Кошелев был уважаемым человеком в среде российских военных, он прошел с самых низов службу в армии, участвовал в баталиях, солдаты любили его за внимание к ним и отеческую о них заботу. Его честность, солдатская прямота и неумение льстить явились одной из причин назначения в столь отдаленный от столицы край. Награды его говорили о храбрости и отваге бывалого воина. И сейчас взгляд многоопытного генерала в упор направлен был на вдруг почувствовавшего себя неуютно капитана Крузенштерна, в душе которого происходила внутренняя борьба двух начал — добра и зла. И кто знает, может именно под этим строгим взглядом прошедшего через многие невзгоды генерала, заговорила в душе опытного моряка Крузенштерна, также не раз встречавшего лицом к лицу смертельные опасности, совесть, или то, что еще оставалось вместо нее, и он сказал правду:
— Да, давал!
— В таком случае, чем вы объясните ваше неподчинение начальствующему над экспедицией лицу? — генерал насупился.
— Я не читал бумаг! Мне некогда было их прочесть в начале путешествия, а потом я их вернул камергеру. В этом я признаю свою вину, — скзал Крузенштерн. И тут же, словно спохватившись, что лишнее сказал, попытался найти оправдание и на эту ситуацию. Иначе он не был бы Крузенштерном.
— Всему виною обстоятельства. Это они, ваше превосходительство, не позволили мне вовремя ознакомиться с документами.
— Стало быть, теперь вы признаете за собой вину?
— Теперь признаю, — потупился Крузенштерн, припертый к стенке вопросами генерала.
Еще бы не признать очевидное! Надо быть последним идиотом, чтобы не признавать очевидного.
Впрочем, признай или не признай Крузенштерн свою вину, сейчас уже не имело ровным счетом никакого значения: всем и без слов капитана становилась ясна картина. И если бы капитан продолжал упорствовать в своей невиновности, от этого он бы еще более проиграл. ему бы еще могли предъявить претензии в отсутствии честности, хотя уже и теперь всем было понятно, что перед комиссией предстал человек весьма непорядочный. Камергер Резанов, меж тем, делал на листе бумаги какие-то заметки.
Вечером того же дня генералу Кошелеву был доставлен пакет от камергера. Развернув послание, генерал прочел содержание: «Ваше превосходительство изволили быть свидетелем справедливых укоризн моих капитану Крузенштерну, не только забывшему все должное ко мне, яко особе главного начальника, уважение, но преступившему наконец в рассуждении меня все меры человечества. Гнилые оправдания его состояли в том, что будто бы не знал он, что облечен я государевою доверенностию, что хотя давал я ему еще до путешествия моего на кронштадтском рейде прочесть высочайше пожалованную мне инструкцию и указы, но что он продержал их, но не читал; что когда кричал он на меня, что поступит дорогою, как я не ожидаю, то это не отчего иного, как от его горячности, что ежели и бывали у него вахтенные офицеры пьяны без чувств и он сам должен быть править вахту, то это случилось будто бы однажды, как будто не довольно для гибели судна и одного разу; что подпоручик граф Толстой ругал меня, но что это было не на шканцах, а в каюте; что лейтенант Ратманов не говорил с ругательством, чтоб в каюту заколотить меня, но что сказал это гораздо вежливее, и прочие, подобные сему, делал он в присутствии вашем оправдания. Предоставляя себе от всемилостивейшего государя законную защиту в претерпениях моих от людей, поправших святость высочайшей его воли, я покорнейше прошу ваше превосходительство, как начальника края сего и беспристрастия заслуживающего доверия, исследовать здесь через чиновников посольства, штурманов и всего экипажа корабля справедливость всех сих происшествий, а особливо последнего в островах Мендозиных, а между тем спросить графа Толстого, какие причины понудили его выйти из повиновения, уверен ли он был, что он не принадлежит начальству моему, и от кого получил он в то время уверение, так же производил ли он мне грубости и ругательства; что причиною было письма его ко мне, в котором он раскаивался, и все их показания покорнейше прошу доставить к Его Императорскому Величеству при вашем рапорте. С совершенным почтением имею честь быть …
P. S. Я прилагаю к сведению вашего превосходительства описание происшествия в Мендозах и покорнейше прошу исследовать также, хотел ли граф Толстой остаться в Сандвичевых островах и что тому было причиною, а притом от кого было на жизнь мою покушение, от которого матросы остерегали меня, а также часто ли лейтенант Ромберг правил пьяный. вахтою».
Следствие продолжалось в течение недели. Генерал Кошелев лично опросил всех офицеров, членов посольской миссии, ученых и служащих Русско-Американской компании, и нашел капитана Крузенштерна виновным в нанесении камергеру и посланнику Резанову оскорблений и моральных страданий.
К сожалению, генерал Кошелев не обратил внимания на последствия травли лично Крузенштерном, господами морскими офицерами и графом Толстым посланника Резанова, здоровье которого было подорвано. Из-за чего ставились под угрозу исполнение им не только посольской миссии, но и будущие преобразования в русской Северной Америке.
Не до того тогда было. Россия семимильными шагами продвигалась на Восток и жертвы при освоении новых земель были неизбежны.
Никто в России не предъявил никаких претензий командиру «Невы» Лисянскому, по халатности которого в Англии для первого русского кругосветного плавания приобретены вместо новых суда старые, прогнившие, «Леандра» и «Темза», переименованные в «Надежду» и «Неву». Беспрерывный ремонт этих судов в кругосветном плавании доставлял много хлопот морякам, требовал затраты средств, а само плавание в условиях штормов грозило закончиться трагедией, из-за чего вся экспедиция оказывалась под угрозой срыва. Сроки плавания намного растянулись, задержалось посольство в Японию, отодвинулось время прибытия кораблей в Северную Америку, где в их помощи нуждались русские поселенцы. Ставилось под угрозу само освоение русскими Северо-Американского континента.
Итак, генерал Кошелев готовился принять окончательное решение по результатам следствия. Он намеревался отстранить Крузенштерна от командования судном, затем передать дело для дальнейшего производства сибирскому генерал-губернатору Селифонтову. Прознав про это, Крузенштерн обратился к Кошелеву и стал умолять того не давать делу ход, а помирить его с Резановым. Выгораживая себя, Крузенштерн свалил собственную вину на молодого графа Толстого, предав своего товарища. Резанов согласился на примирение при условии, что все офицеры публично перед ним извинятся.
Великодушие этого человека было безграничным, он действовал, принося в жертву свое здоровье и личные обиды во имя интересов Отечества. В отличие от Крузенштерна, Резанов не был способен на низкую месть. Воистину, человек, рожденный для величия, не способен на подлые поступки.
8 августа 1804 года к дому, в котором проживал камергер Резанов, явились все офицеры «Надежды» во главе с капитаном Крузенштерном. Они просили камергера Его Величества принять их. Резанов лично вышел на крыльцо встречать визитеров. Глядя на российских моряков, он с горечью подумал о том, как много обид пришлось ему вынести от них, его соотечественников. «Не ирония ли судьбы заключается в том, что приходилось мне повсюду в Европе видеть уважение к собственной персоне, когда в мою честь выстраивались почетные караулы, отдавая воинские почести посланнику Великого Государя Великой Империи, а ныне принимать извинения от своих, российских подданных Его Императорского Величества…» - думал он.
«В дополнение ХY1 пункта сей инструкции, главное управление вас извещает, что Его Императорское Величество соизволил вверить не только предназначенную к Японскому Двору миссию в начальство его превосходительства Двора Его Императорского Величества г. действительного камергера и кавалера Николая Петровича Резанова в качестве чрезвычайного Посланника и Полномоченного Министра, но и сверх того Высочайше поручить ему благоволил все предметы торговли и самое образование Российско-Американского края…» — это выдержка из инструкции главного правления Российско-Американской компании для капитана Крузенштерна, датированная 29 мая 1803 года и доставленная по назначению до начала кругосветного плавания.
И вот теперь, год спустя, Крузенштерн явился лицемерно, как станет впоследствии известно, извиняться за свои тяжелейшие проступки.
Камергер вспомнил встречи с английскими моряками…
11 сентября 1803 года у Ярмутских берегов «Надежда» была встречена английским военным кораблем «Антилопа», вооруженным 54-мя пушками, который, принимая российский фрегат за французский, выстрелил ядром и приказал остановиться. Когда недоразумение разъяснилось, находящийся на борту «Антилопы» адмирал сэр Сидней Смит, тот самый грозный адмирал Сидней Смит, который разгромил в 1799 году французский флот возле сирийского порта Акка, прислал на «Надежду» офицера с извинениями и в подарок два бочонка рому. Вечером того же дня другой английский военный корабль, так же приняв «Надежду» за французское судно, и полагая своею легкою добычей, приблизился к российскому фрегату. Это был 44 -х пушечный фрегат «Лавержини», командовал которым капитан Бересфорд. Капитан Бересфорд любезно принял у себя капитана Крузенштерна и передал Посланнику российского Императора просьбу оказать честь быть доставленным к берегам Англии на его корабле. Он лично прибыл за Резановым. А когда по прибытии в Англию Резанов покидал «Лавержини», капитан Бересфорд в честь его расставил матросов по вантам, а на шканцах выстроил почетный караул с барабанным боем…
Теперь перед Резановым стояли с непокрытыми головами офицеры «Надежды»…
И примирение состоялось. Изнуренный от путешествия в ужасных условиях заточения в каюте, ослабленный возникшей в результате перенесенного нервного перенапряжения болезнью, Резанов пишет Кошелеву: «… и польза Отечеству, на которую посвятил уже я жизнь мою, ставит меня выше всех личных мне оскорблений, лишь бы успел я только достичь моей цели, то весьма охотно все случившееся предаю забвению и покорнейше прошу вас оставить бумаги мои без действия».
Не мог знать в ту пору Резанов, что его прощение капитана Крузенштерна сыграет роковую роль в судьбе лейтенанта Головачева, которому, как стороннику Резанова, офицеры «Надежды» при молчаливом попустительстве злопамятного и мстительного Крузенштерна объявят бойкот. Лейтенант Головачев застрелится у себя в каюте. Случится это 25 апреля 1806 года при стоянке «Надежды» у острова Святой Елены. Незадолго до этого Головачев вручит приказчику Российско-Американской компании Шемелину свой бюст с просьбой передать его Николаю Петровичу Резанову, «…который сам будет знать, для чего я это делаю…».
ДОНЕСЕНИЕ ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ
из Петропавловска 16 августа 1804 года.
«… Я признаюсь Вашему Императорскому Величеству, что причиною была единая ревность к славе, ослепившая умы всех до того, что казалось, что один у другого оную отъемлет. Сим энтузиазмом, к несчастию своему, воспользовался подпоручик граф Толстой по молодости лет его…, то и остался он жертвою поступка своего. Обращая его к месту своему, всеподданнейше прошу Всемилостивейшего ему прощения…(разве Крузенштерн способен на подобный нравственный подвиг, как прощение своего врага? Он „сдал“ своего друга графа Толстого. -Прим. В.Т.) … Милость Вашего Императорского Величества есть единственное для всех нас прибежище. Я чувствую себя виноватым, поспеша моим донесением, и повергая себя к стопам Вашего Императорского Величества, всеподданнейше прошу прощения себе и всем морским офицерам.
Всемилостивейший Государь! Мы охотно жертвовали Тебе жизнью и столь же охотно и впредь идем ею жертвовать„.
ОТВЕТ ИМПЕРАТОРА
“Господин действительный камергер Резанов!
Получив через министра коммерции донесение ваше из петропавловского порта от 16 августа прошлого 1804 года, усмотрел я с удовольствием, что вы половину пути своего благополучно совершили, что при самом приходе вашем в Камчатку пользу вашего отправления дали вы почувствовать тамошним жителям понижением цен на те вещи, которые для них необходимы, и что по окончании в Японии посольства надеетесь вы отправить оба судна с грузом в С.-Петербург, а сами располагаетесь остаться в Америке для образования сего края.
В знак особенного моего к вам благоволения я препровождаю при сем бриллиантову табакерку с моим вензелем, и сына вашего принял я к себе в пажи.
Намерения ваши я одобряю и не нахожу нужды по отдаленности снабжать вас новыми предписаниями, поручив впрочем министру коммерции подробнее отнестись к вам, буде он в том найдет надобность.
В заключение надеюсь, что Бог поможет вам совершить подвиг ваш и что дождусь благополучного вашего возвращения.
Пребываю к вам благосклонный.
Собственною Его Императорского Величества рукою тако:
Александр. Апреля 28 дня 1805 года.„
ИМПЕРАТОР ПРИНЯЛ ПРЕДЛОЖЕНИЕ РЕЗАНОВА И ПРОСТИЛ МОРСКИХ ОФИЦЕРОВ.
Мало того, по просьбе Резанова их по возвращении из плавания ожидали почести и слава. Таков был камергер Резанов. Он просил императора не обижать его самого наградами, ибо наибольшей наградой для себя считал служение Отечеству, зато повергал себя к стопам монарха в нижайшей просьбе о награждении остальных участников экспедиции. Так что сделанное со ссылкой на дневники Ратманова заявление госпожи Блэк относительно Резанова, “…что это был крайне неоднозначный, нечистый на руку, очень тщеславный человек„ пусть останется на совести этой заокеанской очернительницы. О степени ее порядочности можно судить уже по одному заявлению о том, что Резанов, будто бы, был нечист на руку. Объявить подобное можно лишь после соответствующего решения суда, чего не было. Зная это, она, тем не менее, делает заявление…
На фоне высокой оценки деятельности Резанова Государем Императором, в чем читатель имел возможность убедиться из письма императора Александра 1 от 28 апреля 1805 года, нелепо и беспомощно выглядит и попытка Блэк навязать россиянам собственное мнение. “По моему мнению, вклад Резанова в достижения экспедиции ограничивается провалом единственного серъезного порученного ему дела — японского посольства. И тут я совершенно согласна с оценками Ратманова — именно Резанов своей неуклюжей дипломатией разрушил ту основу, которая была заложена экспедицией Лаксмана», — клевещет она на Резанова, попутно пытаясь извратить исторические факты. Еще никому, кроме госпожи Блэк, в голову не приходило принимать во внимание рассуждения лейтенанта Ратманова относительно дипломатических способностей действительного камергера императора Российской Империи Резанова. Так что можно поздравить историка Блэк с почином. Теперь она не только историк, но личность историческая.
ЯПОНЦЫ СОРВАЛИ ПЕРЕГОВОРЫ, ЧТОБЫ СОЗДАТЬ НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ СТАТУСА КУРИЛЬСКИХ ОСТРОВОВ, с тем чтобы впоследствии иметь возможность оспорить их принадлежность России.
Правда в том, что будь на месте Резанова любой другой посланник, результат посольства не мог быть иным в силу проводимой в ту пору японским правительством изоляционистской политики. Резанов сделал все от него зависящее, чтобы посольство увенчалось успехом. Он проявил твердость и решимость, отстаивая интересы России на Дальнем Востоке, в самом начале переговоров с японскими чиновниками выдвинув непременное условие, что все территории, на север от Матмая (Хоккайдо) простирающиеся, принадлежат России по праву первооткрытия их русскими. Это отражено в документах внешней политики Российской империи (Архив внешней политики Российской империи, Ф. РАК, оп. 888, д.14, л. 150-151). Об этом же говорилось в меморандуме Резанова японскому императору. Текст меморандума имеется в архиве Военно-Морского Флота. Японское правительство, имея сведения о том, что Россия занята разрешением наполеоновской проблемы и на Востоке не располагает значительной военной мощью, решило прекратить переговоры, создав тем самым неопределенность статуса Курильских островов, чтобы впоследствии иметь возможность оспорить их принадлежность России. Прозорливость и дальновидность Резанова уже тогда диктовала необходимость устранить для России в будущем возможность появления проблемы, ныне называемой японцами, безосновательно претендующими на четыре южных острова Курильской гряды островов, проблемой «северных территорий».
После завершения посольской миссии в Японии Резанов, наблюдая за незаконным проникновением японцев на российские территории, не ожидая распоряжений из столицы, принял решение немедленно выдворить незваных гостей с Сахалина и Курил. Для чего по его приказу были совершены две эспедиции кораблей «Юнона» и «Авось» под командованием морских офицеров Хвостова и Давыдова.
Вот как поняла эти морские походы госпожа Блэк.
«…Резанов снарядил ставшие впоследствии знаменитыми корабли «Юнона» и «Авось», приказал их капитанам, состоящим на службе РАК — Хвостову и Давыдову, — совершать набеги на японские поселения. Это не домыслы — существует письменный секретный приказ Резанова. Экипажи этих кораблей действительно принимали участие в грабежах и убийствах. Резанов не имел никакого права отдавать подобные распоряжения, но Хвостов и Давыдов были очень молоды, а перед ними красовался царский сановник, который произносил пламенные речи о том, какую пользу они принесут России. Когда же за свои пиратские набеги офицеры угодили под суд, Резанов остался в стороне».
После прочтения подобного откровенного признания госпожи Блэк в собственной неспособности правильно оценивать исторические реалии, невольно появляется желание прийти ей на помощь, для чего прибегнуть к тестам для начинающих юных патриотов, чтобы она смогла скорректировать свое отношение к русской истории и наконец избавиться от стойкой исторической амнезии. В связи с чем и задать ей ряд вопросов. Например, считает ли она Сахалин и Курилы, территории, с которых моряки «Юноны» и «Авось» изгоняли японцев, принадлежностию России? Если «да», тогда почему она называет походы по освобождению собственной территории от иностранных захватчиков «пиратскими набегами»? Разве конфискация товаров, произведенных на оккупированной территории, не является цивилизованной нормой, и почему, в таком случае, потребовалось это действо называть грабежом? Так кто же кого ограбил? Японцы россиян, наловив в русских водах рыбы, или россияне, вернув себе награбленное у них добро? На каком основании она обвиняет россиян в убийствах? Зачем опошлять русскую историю грехами, которых не было? На самом деле россияне взяли в плен нескольких японцев, все были доставлены на Матмай и отпущены, и лишь двое оставлены в качестве переводчиков. Кощунственно по отношению к нормам христианской морали выглядит фраза Блэк: «Когда же за свои пиратские набеги офицеры угодили под суд, Резанов остался в стороне». В этих словах улавливается намек на непорядочность Резанова, которого к той поре, о которой идет речь, не было в живых. А на Руси с незапамятных времен велось не говорить плохо о мертвых. Вспомните Александра Невского и его «Мертвые сраму не имуть!». Блэк из-за океана попирает эти святые истины русских. А насчет уверения в том, что Резанов не имел права отдавать приказы, так это опять же от недопонимания конкретной исторической ситуации. В этом большая проблема не только у госпожи Блэк, но и у другого «знатока» русской истории, у господина Свердлова. Оба они не смогли поднять уровень собственного мышления до государственного, так характерного для Резанова, такова уж, видно, их планида — пребывать на уровне Ратманова. Поэтому и ругают Резанова. Как Ратманов.
ОШИБКА КРУЗЕНШТЕРНА МОГЛА ДОРОГО СТОИТЬ РОССИИ.
О Крузенштерне сложилось мнение как о выдающемся мореплавателе во многом благодаря тому, что его имя связано с первым русским кругосветным плаванием. Его имя прямо-таки окружено ореолом морской славы. А ведь все могло обернуться иначе и экспедиция из-за безответственности морских офицеров, которыми командовал Крузенштерн, могла окончиться печально. Крузенштерн не сумел обеспечить поддержание в походе необходимой дисциплины среди морских офицеров. Во время следствия в Петропавловске выяснилось, что случалось в походе, когда все офицеры были мертвецки пьяны (и Ратманов — тоже) и Крузенштерну приходилось нести вахту самому.
То есть, как капитан судна он был не на высоте. Среди офицеров корабля «Надежда» он посеял смуту и раздор, в результате чего некоторые из них его не поддерживали, а лейтенант Головачев даже застрелился. Для ученых зкспедиции он создал невыносимые условия не только для их научной деятельности, но и для пребывания на корабле. Академику Курляндцеву, например, он запретил свободное передвижение по кораблю. О том, в каких условиях пребывали на вверенном командованию Крузенштерна судне ученые и члены посольской миссии, красноречиво свидетельствует письмо участника первого русского кругосветного плавания титулярного советника Брыкина, писанное им своему другу Дашкову Андрею Алексеевичу, которое с сокращениями приводится ниже:
«Город Ностра Синьора Дель Дезетре на острове Св. Екатерины.
1804 года Генваря 17 дня.
Любезный друг мой, Андрей Алексеевич!
Наперед сказываю вам, что я не имею ни времени, ни места писать вам многого. И так уведомляю вас, что я, слава Богу, по сие время жив и здоров. Что ж касается моих успехов в натуральной истории, то скажу вам, мне теперь не до нее, а думаю только о том, как бы живу добраться до России. После тех наглостей, которые сделаны капитаном Крузенштерном Николаю Резанову, и которые я не намерен вам описывать, потому что вы и без того их узнаете, должно опасаться нам, которые держимся законной стороны…
… И как представил себе все предерзости Крузенштерна, его сношения с английскими приватерами…
очень можно опасаться… Прощай, любезный друг мой. Бог знает, увидимся ли мы когда-нибудь.
Остаюсь вам покорный и верный друг Ф. Брыкин».
А чего стоит ошибка Крузенштерна, посчитавшего Сахалин полуостровом, соединенным перешейком с материком. Эта его ошибка могла дорого обойтись России. Россия могла потерять Сахалин (Надо сказать, однако, что и до Крузенштерна подобные попытки не удавались никому. Сперва пролив между материком и Сахалином пытался найти французский капитан Лаперуз, потом англичанин Браутон, русский Гаврилов, командуя бригом «Константин», тоже не нашел пролива.- Прим. авт.). И только спустя полвека благодаря усилиям генерал-губернатора Восточной Сибири Николая Николаевича Муравьева и капитана Геннадия Ивановича Невельского, исследовавшего Татарский пролив, было установлено, что Сахалин — остров, а река Амур имеет выход к морю. Открытие огромной важности, так как Сибирь получала выход к морю. Последовало присоединение к России Приамурья (за что Муравьев получил достоинство графа российской империи с добавлением к фамилии приставки «Амурский»).
Если Резанов был человеком чести, то о Крузенштерне зтого сказать никак нельзя. Судите сами. После примирения в Петропавловске Резанов написал письмо императору, в котором отзывался добрыми словами об офицерах «Надежды», прося им награды, о чем сказал Крузенштерну, надеясь вызвать у того в ответ естественное в таких случаях чувство благодарности. А Крузенштерн решил, что отныне камергер в его руках: не станет же он теперь переменять мнения об офицерах и об их капитане, рискуя заслужить в глазах императора репутацию человека ветренного, взгляды которого могут меняться так же часто как ветер в открытом океане. Именно это послужило для неблагодарного Крузенштерна причиной нового обострения отношений с посланником, а уж повод всегда в таких случаях он находил. На этот раз Крузенштерн решил не упустить представившуюся возможность, следствие неудачного посольства, что нанесло удар по самолюбию и престижу камергера, и «взять быка за рога». Судя по его действиям, планы его были таковы. Надо отбить у камергера желание идти на «Надежде» в Америку. И вернуться в Санкт-Петербург с научной экспедицией и всеми ее исследованиями без Резанова. К тому же, нельзя было не учитывать то обстоятельство, что длительное пребывание вдали от родины усиливало чувство тоски по ней, господа офицеры давно истосковались по родным и семьям, а затянувшееся не по вине Резанова посольство еще более возбуждало недовольство офицеров именно против последнего. Кроме того, у Резанова, как хозяйствующего лица РАК, возникли проблемы с выплатой жалованья участникам экспедиции (много средств ушло на ремонт кораблей в морском походе. — В.Т.), в службе компании находящимся. Надо лишь умело обратить недовольство на посланника, а там, глядишь, он сам подаст инициативу к скорейшему возвращению корабля в европейскую Россию. Для этого все средства хороши, и тут Крузенштерну сноровки не занимать. Капитан, как известно, своего добился.
Возвращаясь из Японии, Резанов в полной мере ощутил на себе вероломство Крузенштерна. С таким капитаном он более не хотел иметь никаких дел. Вот почему его письмо-интрукция Крузенштерну при расставании было написано сухо и в не свойственной для него манере. «Сударь!». Никогда прежде Николай Петрович ни к кому не обращался подобным образом, с таким уничижительным равнодушием, будто к человеку безликому, но не личности. Он понимал, что вручает плоды своих трудов в руки человека, который не погнушается присвоить их себе. Получалось так, что основные научные исследования экспедиции были выполнены под руководством Резанова, Крузенштерну же предстояло завершить плавание, возвратиться в Кронштадт хорошо известным путем, пройденным к тому времени тысячами судов. И принимать поздравления. Это он любил.
ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЙ ВЕСТНИК
№ 1, 1999 год, статья А. Ю. Плотникова (кандидата исторических наук) «Под флагом „Надежды“, стр.49:
» Таким образом, вопреки укоренившемуся мнению, начальником первой русской кругосветной экспедиции до своего отъезда в Америку в июне 1805 года был именно Резанов, а не И.Ф.Крузенштерн, которому совершенно незаслуженно приписывается руководство кругосветным плаванием 1803-1806 гг. Крузенштерн с самого начала относился к Резанову крайне враждебно и сделал все для того, чтобы не только очернить его имя, но и присвоить себе славу и успех, достигнутые в ходе плавания россиян вокруг света.
Одновременно с назначением начальником экспедиции Резанов был пожалован статским чином действительного камергера, награжден орденом Св. Анны 1-й степени и избран почетным членом Академии наук«.
Далее, на стр. 52. А. Ю. Плотников пишет об экспедиции Хвостова и Давыдова: »Экспедиция состоялась в 1806-1807 гг., и несмотря на незавершенность, полностью оправдала надежды Резанова, так как по свидетельству японских источников рейдов 1806-1807 гг. вполне хватило для того, чтобы правительство Японии оказалось готовым изменить свою позицию и согласиться на установление русско-японских торговых отношений«.
Ответ с согласием японского правительства приступить к переговорам об открытии торговли с Россией был направлен губернатору Матмая в 1808 году. Кроме того, на Сахалин, южные Курилы и на северное побережье Матмая направлены специальные чиновники, которые должны передать Хвостову сообщение, что ответ японского правительства он может получить в Хакодате, где находится резиденция губернатора Матмая.
Русские за ответом не пришли.
К этому времени Резанов скончался в Красноярске, а продолжать начатое им дело было некому: Хвостов и Давыдов по возвращении из экспедиции арестованы в Охотске начальником морского порта Бухариным., а их экспедиция объявлена самовольной, „пиратским налетом“.
Благодаря нерешительности русского правительства, а также действиям сибирского генерал-губернатора и начальника Охотского порта японцы очень скоро поняли, что за экспедицией Хвостова и Давыдова не стоит никакой силы в виде могучего российского государства, и постепенно стали проникать на законно принадлежащие России территории. Пользуясь тем, что военная мощь России отвлечена войной с Наполеоном, японцы обнаглели до такой степени, что в 1811 году арестовали на русском Кунашире командира русского судна „Диана“ Головнина и ряд других офицеров, и держали их в плену более двух лет. Российскому правительству было не до Курильских островов, когда горела Москва. Правительству выгодно было в тех исторических условиях пожертвовать двумя морскими офицерами, Хвостовым и Давыдовым, лишь бы не осложнять отношений с Японией, в результате чего, по предположениям некоторых приближенных к императору политиков, Россия в то время могла потерять еще больше восточных территорий.
Итак, нерешительность русского правительства породила целый ряд проблем там, где их не должно быть. И если после экспедиций Хвостова и Давыдова, которые действовали по инструкции Резанова, японское правительство уже склонялось к переговорам с российской стороной, то, спустя четыре года, уяснив, что никакой военной силы у русских на Востоке нет, японцы открыто стали вторгаться на российские земли.
Таким образом, был упущен реальный шанс открыть торговлю и установить дипломатические отношения с Японией на пятьдесят лет раньше, чем это произошло в действительности (Первый русско-японский договор был звключен только в 1855 году.).
Подвергая наказанию Н. А. Хвостова и Г.И.Давыдова, правительство, тем самым, должно косвенно признать неправоту Н. П. Резанова, который наделен полномочиями самим императором, однако в действительности этого не происходило. Это доказывает, что морские офицеры Хвостов и Давыдов принесены правительством в жертву обстоятельствам, дабы не портить отношений с Японией. Теперь, спустя многие годы, становится понятно, что экспедиции Хвостова и Давыдова все-таки задержали продвижение Японии на север, сохранив для России Курилы и Сахалин. И в этом есть несомненная заслуга этих русских морских офицеров и того, кто стоял за этими экспедициями, а именно Н. П. Резанова. Настало время реабилитировать добрые имена этих доблестных офицеров. „Хвостов и Давыдов должны почитаться среди героев русской военной истории,- писал известный русский японовед Д. М. Позднеев. — Н. П. Резанов должен почитаться среди героев отечественной истории как образец крупного государственного деятеля“.
По иронии судьбы Николай Александрович Хвостов и Гаврила Иванович Давыдов, российские офицеры, честно исполнившие свой долг перед Отечеством, выполнившие приказ Уполномоченного российского императора, камергера Резанова, были преданы суду, а офицер Крузенштерн, отказавшийся подчиняться своему начальнику, тому же камергеру Резанову, наоборот, оказался в чести, присвоив славу руководителя первого русского кругосветного плавания. Мало того, Крузенштерн, подавший в 1799 году на имя президента Коммерц-коллегии П. А. Соймонова записку о развитии торговли и коммерции на Дальнем Востоке и в Америке, а также о необходимости совершения кругосветного плавания, после окончания оного вдруг резко изменил свое отношение к значению для России ее земель на Дальнем Востоке. Не потому ли, что дальнейшее освоение этих земель тесно связано с именем его заклятого врага Резанова… Это с уверений Крузенштерна министр морских сил П. В. Чичагов (в честь которого Крузенштерн назвал залив на Нукагиве) стал распространять среди ближайшего окружения российского императора слухи о ненадобности для России Сахалина. Можно не сомневаться, какого рода указаниями снабжал министр морских сил П. В. Чичагов своих подчиненных, в том числе начальника Охотского морского порта Бухарина.
О том, что в России появилась оппозиция его восточным проектам, Резанов узнал в Иркутске от генерал-губернатора Восточной Сибири Ивана Борисовича Пестеля, о чем сообщал в своем последнем письме. И, несмотря на преждевременную кончину Николая Петровича Резанова, дело его все же победило. В архиве Военно-Морского Флота имеется любопытный документ:
» Письмо министра иностранных дел Н. П. Румянцева министру морских сил П. В. Чичагову об учреждении поселений РАК на Сахалине.
№ 1818 9 августа 1808 г.
Вследствии изустного отзыва вашего высокопревосходительства о ненадобности острова Сахалина к занятию Морским департаментом, я докладывал государю императору о домогательстве правления Американской компании учредить на оном свои заселения по примеру прочих. Его величество изъявил на сие высочайшее соизволение. Вследствие чего я обязываюсь просить вас, милостивый государь мой, уведомить о сем начальника Охотского порта и других, до кого сие следовать будет.
Честь имею быть с совершенным почтением вашего превосходительства покорнейший слуга
граф Николай Румянцев.«
Несомненно, не случись в русской истории трагедии преждевременной кончины действительного камергера его императорского величества Николая Петровича Резанова в Красноярске, попади он с докладом к императору Александру 1, Россия утвердила бы свое присутствие в Северной Америке. Графский титул, повышение по службе и награды ожидали Резанова в Санкт-Петербурге, но главное для него было не в этом. Он жил единственно для славы Отечества, все помыслы его и жизнь принадлежали России. Он подарил нам историю великой любви, которой доселе не знал мир. Россияне вправе гордиться им и должны помнить, что Николай Петрович Резанов — наше национальное достояние, к которому следует относиться с уважением.
Владимир Трофимов.
г. Красноярск.
