Гельзинер. Путешествие в Англию. Фальмут.

27-го числа ветер отошел к WNW и хотя был весьма тих, но мы пополудни в 6 часов простились с Копенгагеном. Лежащие по берегу моря загородные домы и рощи занимали зрение наше; как ночь начала, наконец, скрывать их и мы приближались к Гельзинеру, не доходя которого четверть мили, противный ветер принудил нас между местечком Шнекштейном и островом Вено бросить якорь. Здесь сигналом при пушечном выстреле истребовали мы для провода чрез Зунд лоцмана, который тотчас и явился.

28-го числа: прекрасное утро открыло нам прелестную картину. Датские и шведские берега возвышались амфитеатрами; города и селения украшали их, и Зунд, покрытый садами, умножал величество вида сего.

Ветер не переменялся, я поехал с майором Фридерици и доктором Лангсдорфом на берег. Мы нашли очень хороший трактир и при нем со вкусом расположенный садик. День был жаркий; сыскав под тенистыми деревьями убежище, ожидали мы спокойно своего обеда и любовались видами Зунда.

Вскоре явился хозяин дома сего, человек лет 50-ти и высокого роста; поздравляя нас весьма громогласно с прибытием, поднимал руки и в восторге кричал, что день сей будет во всю жизнь его памятным, что угощать таких путешественников есть для него неожиданный праздник, и, словом, изрядный хитрец сей засыпал нас комплиментами. Получа действительно хороший обед, поблагодарили мы его тремя пиастрами и пошли в Гельзинер, где пробыли до вечера. Возвращаясь на корабль, видели мы стоящих на якоре близ двухсот судов, которые вывешенными на них фонарями и огнями из кают их представляли вид обширного города.

29-го. Явился к нам на "Надежду" г. Еразмус, столь щедро нас накануне за наши деньги угощавший, привез две рыбы и тыкву и просил принять их знаком истинного его к нам почтения, уверял, что страсть его к путешественникам такова, что одно чтение книг сего рода составляет уже благополучие его жизни. Он убедительно просил нас еще осчастливить его дом и предложил к услугам бот свой. Посмеялся столь странным его приветствиям, поехал я с г-ми Фоссе, Фридерици, натуралистами и с ним на берег и дорогою условились мы обедать в Гельзинере. Едва коснулось сие ушей нашего Еразмуса, как: вдруг переменился он в лице и тем удостоверил нас еще более, что восторги его были не к путешественникам, но к пиастрам их, которых, может быть, мечтал он довольное количество перевесть в карман свой. "Возможно ли, — кричал он, — обедать не в Шиекштейне и лишать меня такого редкого счастья?" Мы не переменили, однако, плана своего и просили сего нового нашего друга приготовить бот к возвращению нас на корабль обратно. Благосклонность его крайне было затруднилась, но вскоре одержали мы победу, когда обещали ему заплатить просимые им пять пиастров.

Мы обедали в Гельзинере. На вечер пришел прусский консул г. Тальбицер, старшина здешнего клуба, от всего общества просить нас о посещении. Готовы уже будучи отвечать сей вежливости, вдруг услышали мы, что ветер начинает благоприятствовать, все капитаны судов побросались в боты, а мы, имея свой в Шнейкштейне, пустились туда; но когда увидели суда наши, спокойно на якоре стоящие, и от скорой ходьбы почувствовали усталость, то зашли к нашему благодетелю, спросили у него ужин, и хотя оный состоял из холодных остатков жаркого, масла, сыра, портера и дурного вина, которого, сколько ни переменял он, мы пить не могли, однако ж сей любитель путешествий подал нам, наконец, счет в 14 пиастров. Позабавясь его успехами, взяли мы бот и, прибыв на "Надежду", сообщили анекдот сей нашим товарищам, которые имели удовольствие посмеяться безденежно.

Возвращаясь на корабль, видели мы в первый раз странный блеск моря; ночь довольно была темна, ветер свеж, и гребцы наши, захватывая веслами воду, поверхность оной как бы осыпали фосфорическими искрами. По сие время ученый свет не согласился еще в причинах сей лучезарности: одни приписывают действие сие частицам сгнивших животных тел, а другие — особливого рода мелким животным, в морях обитающим. Получа в инструкции Императорской Академии Наук феномен сей на замечание, предложил я гг. натуралистам, чтоб в продолжение путешествия не оставили они подробными исследованиями и в том удостовериться, и г-н Лангсдорф весьма охотно вызвался делать по сей части повсеместные испытания.

30-го числа натуралисты наши занимались рассматриванием морских растений, под общим именем фукусов известных, и посредством мешка — четвероугольника старались со дна достать животных, но труды их награждены были одними весьма обыкновенными звездами.

1-го сентября нам для стола дали рыбу, между которой одна, называемая кнурган, по латыни Trigla Garnadus (род летучей рыбы) заслуживает особливое замечание. Прекрасный фиолетовый колер с зеленою оттенкою и разноцветными круглыми пятнами украшал сие животное; оно ворчало, когда его трогали, и любопытство наше повторяло часто сии опыты. Г-н Тилезиус при сем случае показал нам в рисовании талант свой и изобразил рыбу сию красками так живо, что самый подлинник потерей в скором времени ярких цветов своих рисунку уступить был должен.

3 числа, в 6-ть часов утра, при ветре WZW, снялись мы, наконец, с якорей и, проходя брандвахтенный фрегат и крепость Кроненбург, весьма усердно отсалютовали каждому из 7 пушек; каковым числом и нам от обоих мест было ответствовано. Ветр был рифмарсельный, и мы шли Каттегатом по шести, семи, а иногда и по 9-ти узлов. В 4 часа пополудни видели мы на Ангольском рифе, расстоянием от маяка не больше одной мили, стоящее на мели английские купеческое судно. Надобно признаться, что предмет сей произвел над нами неприятное впечатление.

4 числа ветр был весьма свеж, но благоприятствовал.

5 числа к вечеру посещали нас частые с дождем шквалы, которые при входе нашем в Скагеррак превратились в жесткий шторм, он в ночи так усилился, что мы не успели убрать брамреев, насилу убрали парусы, закрепили грот и фок, поставили стаксели и, наконец, привязали наглухо руль, более уже не действовавший, принуждены были отдаться совершенно произволу свирепствующих волн. Судно наше так сильно кренило, что бортами черпало оно воду, и всякий миг казался нам близким к потере его равновесия. В каютах бродили мы в воде, и ветер с такою жестокостью бросал нас со стороны в сторону, что едва, за что-нибудь схватясь, могли мы на ногах держаться. Словом, судьба скоро ознакомила всех нас с ужасным действием моря. Мы то поднимались на престрашные водяные горы, то низвергались в такие пропасти, что судно "Нева", хотя и не в весьма далеком от нас расстоянии, со всеми его мачтами волнами закрывалось, и 6-го числа, поутру, совсем его потеряв из глаз, мы с ним разлучились.

Ветер во весь тот день был свеж и порывист, но к полудню позволил нам поставить на гроте рифляной марсель, и мы лавировали к берегам Норвежским.

На 7-е число, в ночи, осадили мы фок, к утру прибавили марсели и приближались к мысу Дернеусу.

Ввечеру в 7? часов увидели мы к северу весьма удивительное явление. Оно представляло радугу, в лучах своих теряющуюся. Свет ее был бледный, и вся фигура сия, переменяя положение свое, возвышалась к зениту. В 11 часов явление сие начало исчезать.

8-го числа, в 8 часов утра, были мы против мыса Дернеуса, расстоянием примерно в 6-ти милях, и пополудни, при брам-сельном ветре, ZO вступили в Немецкое море.

9-го и 10 чисел ветер нам благоприятствовал.

11-го числа в параллели Ярмутских берегов, в 9-ть часов утра, увидели мы крейсирующий английский военный корабль, который, прибавя парусов, спрашивал наше судно. По удовлетворении его ответами, шли мы своим курсом, но чаятельный ветер препятствовал англичанам их слышать, ибо вслед за нами выстрелили они из пушки ядром, которое пролетело мимо нашего судна. Мы тотчас остановились и по приближении корабля должны были спуститься к нему под корму. Тут по переговорам узнали мы, что то был корабль "Антилопа" о 54 пушках, и командир оного — славный сир Сидней Смит. Он тотчас прислал к нам одного лейтенанта и армейского офицера извиниться, что никак не предполагал он быть российскому судну, а считал оное французским, тем паче, что в военное время, не удовлетворя его вопросов, продолжали мы путь наш. В заключение сего — прислал нашему капитану 2 бочонка рому; мы послали ему киевских вареньев и клюквенного морсу и по взаимным вежливостям, пожелав друг другу успеха, опять наполнили парусы свои.

В 10 часов вечера увидели мы другое английское военное судно. Оно шло к нам на всех парусах, и как после узнали мы, так же, приняв нас за французское, полагало верною для себя добычею. Ночь дала нам очень хорошо видеть его иллюминацию: у всех пушек стояли канониры с зажженными фитилями. Капитан наш, не забыв утреннего с нами приключения, поспешил лечь в дрейф. Вскоре прибыл к нам ял с офицерами для осмотра, и тут узнали мы, что это был фрегат "Лавержини" о 44. пушках и что командовал им капитан Бересфорд, с которым некогда г. Крузенштерн знаком был. Капитан наш отправился к нему и по возвращении его сказал мне, что фрегат сей идет в Чернез и как командир оного сам вызвался с особливым удовольствием доставить в Англию всех, кому из нашей экспедиции есть надобность, как-то: инклинатором, астрономическими часами и тому подобным. Столь благоприятный случай и притом без всякого в пути нашем промедления решил меня самого ехать в Лондон, где надеялся я найти бывшего в Японии послом, г. Титсинга, к которому батавский при дворе нашем министр г. Гогендорн, по благосклонности его, снабдил меня рекомендательным письмом. Итак, пользуясь полезным для нас г. Бересфорда вызовом, приказал я майору Фридерици и астроному Горнеру, чтоб были к утру со мною готовы, также и гардемарину Бистрому, который после шторма так занемог, что не подавал уже ни малейшей к перенесению вояжа надежды и должен был непременно возвращен быть в Россию.

Между тем взятый нами датский лоцман присоветовал на ночь лечь в дрейф, чему мы было и последовали, но г. Бересфорд, приметя его неопытность, дал нам знать, что нет в том никакой нужды, прислал своего лоцмана до самого Фальмута и беспримерною вежливостью своею доставил нам удовольствие беспрерывно продолжать путь наш.

12 числа поутру в 9-ть часов дали мы фрегату "Лавержини" сигнал лечь в дрейф, что и сами исполнили. Г. Бересфорд был столь вежлив, что сам приехал за мною. Я благодарил его за все одолжения и учтивости и, взяв моих спутников, сдал г. Крузенштерну начальство и отправился на фрегат английский.

Мы держали курс в Чернез, где фрегату нужно было исправиться, ибо в последний сильный шторм, удалясь Тексельских берегов, бежал он на всех парусах, так, что переломил фок-мачту. Мы располагались чрез несколько часов ступить на твердую землю, как ветер начал стихать и к полудню заштилило, и так мы не только целый день прогостили у г. Бересфорда, но и ночевали у него, быв от сего приятного человека и всех его офицеров беспрерывно встречаемы разными вежливостями. 13 числа продолжался штиль. Мы просили ласкового нашего хозяина как-нибудь доставить нас на берег. Он обещал сие исполнить; итак, позавтракав, простились мы с ним, исполненные к нему почтения и благодарности. Г-н Бересфорд отпустил меня с отданием военных почестей и, дав с лейтенантом шлюпку свою, адресовал на охраняющий берег своего отечества бомбардирский корабль "Бошемер", с которого должны были получить нужную нам помощь.

Командир сего корабля г-н Манзе встретил нас приятно и тот же час одолжил шлюпкою с офицером, которому приказал по желанию нашему доставить нас в Гарвич; в продолжение пути видели мы берега Англии, усеянные телеграфами, возвышения, укрепленные батареями, всюду войска и везде деятельную к отражению французских десантов предосторожность. Ветер сделался нам попутен, и мы в 4 часа пополудни прибыли в Гарвич.

Небольшой графства Эссенского городок сей имел прекрасную гавань, защищаемую крепостцою. В мирное время ходят отсюда в Голландию пакетботы; но война прервала промысел жителей. Отобедав здесь, спешили мы в Лондон и с нетерпеливостью желали видеть столицу государства, рукоделиями и торговлею достигавшего степень первых держав европейских.

Вскоре увидели мы против окон своих четырьмя лошадьми запряженную прекрасную почтовую карету; на ней надписано "Стефферт", имя хозяина, а внизу — "Миддлессенсгаль", местечко, чрез которое лежал путь наш. Шестиместный экипаж сей называется Мелькоч. В одну минуту все места были заняты; на империале сел почтальон с мушкетоном, потом еще три человека, и одна молодая порядочно одетая женщина вскарабкалась наверх, а, наконец, многие сели на козлах и запятках, где всюду места сделаны, и тотчас сей близ двадцати человек содержащий экипаж довольно скорым шагом отправился в путь свой. Мы последовали ему в двух покойных двухместных каретах и приехали ввечеру на станцию с Мелькочем в одно время.

Нас встретило несколько человек со свечами, другие принимали из карет, третьи вели по устланной коврами лестнице в прекрасно убранный покой, где, пока переменяли экипажи, напились мы чаю и при выезде нашем, сверх платежа хозяину, должны были и всем сим усердным прислужникам дать по нескольку пенсов. Во всей Англии услуга трактирщикам не только ничего не стоит, но еще они получают себе плату от служителей, которые проворством своим и вежливостью всюду получают избыточное содержание.

Мы ехали во всю ночь весьма покойно, проехав Колчестер, Витгам и Кигетстон, прибыли 14 числа поутру в Румфорд, где, позавтракав, тотчас пустились в Лондон, до которого оставалось 23 мили. Отсюда ехали мы беспрерывными селениями, загородными домами и парками и с половины дороги открыли в правой стороне огромную дымную тучу, указавшую нам только место, сим обширным городом занимаемое.

Прекрасное местечко Бов, лежащее от столицы в 2? милях регулярным в 3 этажа строением предваряло нас о величестве ее. Мы приближались к ней и нечувствительно, великое число людей и множество разного рода экипажей покрывали улицы и перекрестки; нижние с большими окнами этажи домов, одними лавками занимаемые, представляли вид огромных стеклянных галерей, убранных разного рода товарами. Здесь увидели мы вдруг произведения всех частей света; почувствовали богатство торговли, и развлеченное разными предметами зрение открыло, наконец, славную Оксфордскую улицу, из которой, повернув в Странд, въехали в улицу Пель-мель и остановились в Отель-Рояль, сделав от Гарвича 72 мили.

Нашед спокойное себе здесь помещение и отобедав, каждый из нас пустился по своим надобностям. Астроном Горнер для прииска нужных ему инструментов, а мы с г-м Фридерици, взяв фиакр, отправились к послу нашему, но съездили безуспешно; его Сиятельство живет летом в Ричмондгиле.

Время было еще непоздно. Мы пошли по городу и, перешед Блякфраерский чрез Темзу мост, были в так называемом Рояль-Цирке. Театр сей окружен ложами, место партера оставлено для конских представлений и усыпано песком, — действия открывались музыкою god save the King, no поднятии завесы был представлен фарс насчет французских воинов; английская вольность не пощадила лица консула, и публика криком и смехом изъявляла свое удовольствие, требуя повторения. Потом были разные хоры, наконец, пантонимы и в заключение всего скачка на лошадях вольтижеров.

Возвращаясь, видели мы лавки, весьма хорошо освещенные; большие давали всему городу вид великолепной иллюминации. Мы провели время довольно приятно, и, пришед домой, узнал я, что г-н Титсинг, к которому был я письмом адресован, еще до объявления Франциею войны в Париж уехал.

15 числа поутру пошли мы в церковь Св.Павла, по знаменитом Римском храме славящуюся во всем свете быть первою. Здание огромно, смело величественно, но построенными близ него домами так закрыто, что надобно почти подойти к нему, чтоб его увидеть. У наружных украшений архитектуры отнимает много виду закоптелость их, происходящая от расстилающегося по улицам угольного дыму, но это обыкновенная участь всех в Англии строений. Внутри сего храма нашли мы удивительное пространство. Длина его — 500, ширина — 200, вышина внутри — 110, а от подошвы до креста, как сказывали нам, — 340 английских футов. Купол показался нам более 15 сажен в диаметре. Внутренность отбелена и никаких отличных украшений не имеет; дым не пощадил однако ж и средины церкви и белизну ее превратил уже в цвет пепельный.

Отсюда пошли мы в городскую биржу. Здание сие состоит из четвероугольника, заключающего внутри открытые на площадь его колоннады. Стены оклеиваются ежедневно множеством публикаций, афишек и тому подобного. Построено оно в царствование незабвенной в летописях английской торговли Королевы Елисаветы.

Близость банка и надобность наша в размене векселей на фунты стерлингов повлекли нас туда. Мы прошли чрез маленький дворик в большое в один этаж строение, сверху куполами хорошо освещенное. Чиновники места сего сидели за балюстрадами, и как они, так и приходящие были в шляпах. Мы представили векселя и в четверть часа удовлетворены были.

Возвратясь домой, узнал я, что граф Семен Романович в городе. Я тотчас отправился к нему с г-ми Фридерици и Горнером. Он пригласил нас обедать, и мы имели удовольствие остаток дня проводить с нашими соотчичами. Астроном просил меня исходатайствовать ему позволение видеть Гринвическую обсерваторию, к которой столько же и нас влекло любопытство. Я сказал графу, и его Сиятельство весьма благосклонно снабдил меня письмом к г-ну Маскелину, в Гринвиче живущему. Между тем сделал я тут же приятное знакомство с находящимся при Лондонской миссии священником (ныне протоиереем) Яковом Ивановичем Смирновым. Почтенный муж сей, при многих талантах своих, имеет дар обязывать людей, и мне весьма приятно умножить собою число ему преданных и благодарных.

16-е число посвятили мы для знакомства с местоположением Лондона и его улицами. Мы проходили все утро в Вестминстерской части; великое множество кварталов регулярны и весьма хорошо выстроены, а особенно в Portland place довольно частем площади, Sguare называемые, в правильных четвероугольниках заключает такие же фигуры, или другой лужок, или садик, обнесенный весьма легким железным балюстрадой, средина его украшена статуею или обелиском. В строении домов всюду скучное единообразие. Дверь с улицы показывает лестницу, ведущую во все этажи. Две или три комнаты на улицу и столько же к стене примыкающего дома составляют внутреннее расположение каждого. Дворов почти нет, и жители не имеют надобности: экипажи и лошади содержатся в нарочно для сего построенных домах, коих хозяева получают за содержание плату; а уголья хранятся под домами в погребах, из которых выходят на улицу железными с решетками отверстиями. Проходя разными улицами, пробрались мы в Сент-Джемский парк и ничего не нашли в нем, кроме неправильной фигуры луга, обрытого каналами; есть несколько аллей, но все вообще не делает приятного впечатления. Мне кажется, что парк сей, по обширности места им занимаемого, чистотою воздуха более приносит пользу городу, нежели расположением своим удовольствия гуляющим; дворец Королевский есть строение самое невидное.

Отсюда пошли мы в Вестминстерское Игуменство. Мы видели огромную готтическую церковь, в которой коронуются Великобританские Государи. Бесчисленное множество монументов и мавзолеев, знаменитым мужам Англии воздвигнутых, требовали великого для их обозрения времени. Мы занялись надгробием славного музыканта Генделя. Смерть, пробужденная трубою стоящего над гробом ангела, выходя из заключения своего, устремляет внимательный слух к небесной гармонии. Здесь читали мы также многие надписи, между коими сделанная Невтону: "Ежели его не знаешь, ступай далее" — осталась у меня в памяти. Полюбовавшись сим зданием, которое внутри довольно легко и для глаз приятно, пошли мы в парламент.

Строение не отвечает важности места сего. Заседания не было, и мы имели возможность видеть все отделения знаменитого сего судилища. Кроме Вестминстерской залы, все комнаты невелики, темны и убраны весьма просто; против дверей место оратора. Всюду — в средине и по бокам — лавки, возвышающиеся амфитеатром. В нижнем парламенте — вверху галерея для слушателей.

Наконец, пошли мы на Вестминстерский мост, но нашли его так же, как и другие, обнесенным столь высокими перилами, что надобно было взобраться на карниз, чтоб увидеть Темзу. Река покрыта судами, берега ее не отделаны, и разные — до самой воды хозяйственные строения много ее безобразят. Есть ли сравнение с прекрасною нашей Невою?

Идучи домой, занялись мы карикатурами, коими лавки здешние наполнены и всякий день получают новые. Мы видели консула, представленного в самом малом виде, и John Bull, в колоссальном виде, рассматривающего его в телескоп; другую: консула, играющего с лордом Коривалисом в шашки и дающего шах и мат королю его. Лорд представлен в яростном иступлении, схватившим себя за волосы; лица каждого чрезвычайно похожи. Многие другие карикатуры были насчет предполагаемых английских и французских десантов. Англичане забавляются сею вольностью и между тем весьма исправно платят налог с домов, земель, экипажей, лошадей, собак и даже за свет Божий.

Нашед дома хороший обед и познакомив вкус свой с тримсами, родом особливых тонкокожих раков, коими Темза изобилует, пошли мы в часть города, Сити называемую и зависящую от начальства лорда Мера; были у славного Адамса и купили нужные нам инструменты; зашли к Арросмиту и снабдились ландкартами, а наконец любопытство завлекло нас к скульпторам, где величайшие собрания статуй, барельефов и древних произведений сего художества в порядке расставленные, представляли взору нашему более музеум, нежели лавку художника.

Вечер был я в театрах Ковенгардсне и Друрилене. Здания велики, но украшения их не новейшего вкуса, оркестры в обоих приятны, декорации изрядны, и теснота зрителей показывает, что публика к сим забавам пристрастна.

17-го числа отправился я с товарищами моими в Гринвич. Мы ехали бесперывными парками, садами и селениями и, наконец, остановились против самой обсерватории; большой луг с рощами и перспективами привел нас к превысокой горе, на которую поднявшись, увидели небольшое замком строение и в нем жилище г-на Маскелина. Он казался нам лет 60-ти, принял нас весьма вежливо, снабдил астронома нашего новыми сфемеридами, а меня письмом к г-ну Планту, в отсутствии сира Банкса, начальствовавшего над Британским музеумом; потом показал нам обсерваторию, снабденную лучшими для наблюдений инструментами. Отсюда глаза наши открыли Лондон со всеми его окрестностями, внизу — местечко Гринвич с славными гошпиталями его, вдали — фабрики, и вышина места сего видимые нами предметы уменьшала до невозможности. Между тем нужный для наблюдений г-на Маскелина час приближался, мы поспешили с ним распрощаться и были крайне довольны как ласковым сего ученого мужа приемом, так и случаем, доставившим нам приятность побывать в знаменитом там меридиане, от которого большая часть мореходов начинают счисление путей своих.

Сколь время ни было нам дорого, но мы посетили Гринвические гошпитали; четыре большие отделанные корпуса покоят здесь 2350 флотских инвалидов, в службе увечие получивших. Здание величественно, с боков имеет колоннады, служащие сим заслуженным людям прогулкою. Все инвалиды одеты в синем суконном платье. Мы видели обеденные их залы, уставленные мраморными столами. Повсюду редкая чистота и опрятность, в одном из сих зданий великолепная церковь и напротив ее зал собрания, мастерски плафоном украшенный. Сто пятьдесят сирот, после убитых в сражениях отцов их, воспитываются в пользу морских ополчений. Приятно видеть благодарность правительства, облегчающую несчастный жребий его воинов.

Возвращаясь в город, остановились мы у тюрьмы Невгатской. Мрачная наружность ее предваряет о предмете построения. Несколько шилингов, как и всюду, доставили нам вход, мы нашли в ней разные отделения, одни заключали преступников, а другие — преступниц, к отправлению в Батанибей назначенных. Мы видели мальчиков от 10 до 14 лет, приличившихся в воровстве и к той же участи осужденных. Кажется, действие законов превзошло здесь меру преступлений и незрелость ума потеряна из виду. Нас ввели в закоулки, где содержатся несчастные. Маленькие отделения сии освещаются сверху окнами, войлок на полу служит успокоением сна их, наконец услышали мы музыку, и нас провели на площадку, где служила она забавою тех людей, коим объявлен был приговор смерти, и кои в первую среду должны быть повешены. Им позволяют тогда прощаться со всеми утехами света. Чаша пуншу сколь часто ни была ими посещаема, но не развлекала их глубокой задумчивости. Одни ходили большими шагами взад и вперед, другие, прислонясь к стене, казались неподвижными, как вдруг неожидаемая сцена всех разбудила и принудила нас как можно скорее удалиться. Это была жена одного из несчастных, с грудным на руках младенцем.

Мы пошли отсюда в лежащий в Утварке Левериан Музеум; здание сие заключает несколько комнат, наполненных естественными произведениями, как-то: чернокожими, рыбами, птицами, раковинами, кораллами и также рукодельями и оружием жителей островов Сандвичевских, дружеских и прочих мест, где славный Кук путешествовал.

Отобедав в близлежащей таверне, взяли мы фиакр и отправились в крепость Товер, или Лондонскую башню; мы нашли старинное и весьма дурное готическое строение, окруженное рвами и стенами. Шилинги показали нам арсенал, из которого отпущали тогда в армию оружие, потом вошли мы в одну комнату, где было до сорока на лошадях сидящих латников, из них многие изображали Английских Государей, показали нам хранящийся здесь топор, коим казнены Анна Булень, супруга Генриха VIII, граф Эссенский, Карл I и другие; наконец, провели нас в темную комнату, по освещении которой увидели мы перед собою железную решетку, за нею сидящая женщина показывала нам древние регалии, в короновании Государей употребляемые, и крайне была недовольна, что ни одна из мнимых её драгоценностей не привела нас в удивление. Мы рады были, что вырвались из сей пропасти; выходя из крепости, увидели мы на крылечке женщину, неотступно просящую нас, как иностранцев, посмотреть ее рукоделие: оно состояло в цветах весьма посредственно из раковин собранных; сколь ни спешили мы, но должны были уступить ее просьбе и думали отделаться похвалою; но ей нужны были наши деньги, и мы не прежде могли с нею расстаться, как заплатив за нашу вежливость ей же с персоны по два шиллинга.

18-го числа, поутру в 5 часов, разбудила меня военная музыка, я увидел идущий мимо нас прекрасный полк мещан; все они одеты были в тонких алого сукна мундирах, с весьма красивыми касками и перьями и шли получать знамена. Нам сказали, что город, по случаю войны с французами, свербовал из граждан своих 15000 человек для защищения столицы и что другие полки его вскоре будут обмундированы.

Того же утра г-н Смирнов прислал сказать мне, что граф будет в городе и просит обедать и между тем, зная беспокойство мое о неизвестности "Невы", в шторме разлучившейся, посылает из Фальмута письмо, что прибыла она в порт сей 14 дня сего месяца. Его Сиятельство меня чрезвычайно порадовал, и я немедленно оставил бы Лондон, ежели бы не держали нас астрономические инструменты.

Позавтракав, отправились мы в Британский музеум. Г-н Планта, которому мы от астронома Маскелина были рекомендованы, принял нас весьма вежливо. Осмотря на дворе множество древних саркофагов, из Египта привезенных, вошли мы во внутренность дома. Мы увидели две комнаты, наполненные редкими древностями этрусков, римлян, египтян и других; они достались музеуму от г-на Гамильтона, прочие заключали разные произведения от всех трех царств природы, знаменитое собрание сие досталось от наследников Кавалера Ганс-Слоана. Четырнадцать комнат заключали библиотеку и разные древние акты, между которыми видели мы подлинную Хартию, подписанную Королем Иоанном и служащую основанием нынешней Английской конституции.

Поехав отсюда в Сити, видели мы редкую процессию. Сего дня избрали нового лорда Мера, и мы встретили их обоих; картеж открылся трубачами, возвещающими шествие их, за ними несколько скороходов в пребогатой ливрее; потом ехала шагом великолепная осьмиколесная с разными на верху украшениями карета, в шесть прекрасных, в шорах, с перьями лошадей, которых каждую вели под уздцы лакеи, по всем швам залитые галуном. Кругом кареты ехали чиновники, нынешний лорд Мер сидел в пурпуровой епанче, подбитой горностаем, и по левую руку вновь избранный; против них сидел шериф, держащий Лондонскую корону, за ними следовали множество экипажей парою, принадлежащих Алдеманам цехов и шерифам. Временный Калиф сей весьма важно принимал в карету подаваемые ему на дороге просьбы. Процессия ехала из Гильдгаля в дом сего чиновника, нарочно от города для него выстроенный. Здание довольно великолепно, но так, как и прочие, слишком спрятано; всенародно оказываемое здесь к званию доброго гражданина уважение утверждает связь между купеческим и дворянским состоянием и в торговом государстве сем поддерживает столь нужное между обоими равновесие.

Мы спешили ехать к послу нашему и лишь выехали на Оксфордскую улицу, толпа людей и множество фиакров преградили путь наш. Подвигаясь понемногу вперед, мы узнали, что наказание, пилоти называемое, было причиною стечения народного, мы увидели на возвышенном месте молодого человека, у которого голова была между досок просунута так, что руки его не давали ему никакой помощи: он должен был ходить кругом и принимать в лицо удары грязью: в короткое время не стало видно лица его, и чернь столь сим забавлялась, что одни бегали за ним кругом, а другие — навстречу, чтобы удачнее в него бросить; здесь почувствовал я превосходство наших нравов и уверен, что в отечестве нашем ни один человек из подлого народа не нашел бы удовольствия отяготить судьбу ближнего, без того довольно уже несчастную; пробравшись, наконец, сквозь толпу, приехали мы к графу, я рассказал между прочим анекдот сей и узнал, что этот молодой человек наказан был за сочинение соблазнительной картины; многие англоманы тотчас пустились уверять нас, что нигде законы так строго не охраняют непорочных нравов, как в Англии, но мы с г-м Фридерици при всей нашей скромности, взглянув друг на друга, не могли не улыбнуться, когда в каждую вечернюю прогулку нашу были мы против воли свидетелями разврата. Где же столь строгое от соблазна предохранение?

Мы откланялись графу. Благосклонности его остались навсегда в благодарной памяти нашей и, возвратись домой, спешили к выезду, но неготовность нужных нам вещей остановила нас еще на сутки.

19-го числа, прощаясь с Лондоном, желали мы видеть лучшие здания. Нам показали Витегаль, Комиссариат и неподалеку его коммератхауз, в котором помещаются некоторые присутственные места и здешняя Академия, строение сие из лучших в городе, и последнее сколь ни великолепно, но уступает нашей Академии художеств. Можно, кажется, беспристрастно сказать, что каждая из столиц Российских Государей изящными зданиями может более удовлетворить любителей архитектуры.

Осталось мне еще несколько свободных часов, и я не знал, как лучше употребить их, любопытство влекло меня в богоугодные заведения, коими Англия столь достойно славится, как-то: гошпиталь Св. Варфоломея, помещающий до 5000 больных. Богадельня Св. Фомы в Сутварке, служащая призрением 500 человекам, Бедлам, или дом сумасшедших, и многие другие, кроме инвалидных заведений в Гринвиче, Чельзее и других местах. В одном Лондоне полагают сто богаделен, 20 госпиталей и 10 домов рабочих; но как о чистоте мест получил уже я идею от Гринвического инвалидного дома, то и рассудил обозреть лучше Лондонский док, где вооружают и починивают корабли военные и купеческие. Далекое расстояние его делало нетерпеливым путь мой; наконец прибыл я, но работы кончились, ворота были заперты, и время мое бесполезно было потеряно. Все пространство, сим доком занимаемое, обнесено превысокими стенами. Не получа выхода, перешел я один шлюзы и нашел возможность взглянуть, хотя издали, на внутренность сего места; я видел ряды огромных строений, заключающих магазины и мастерские, и преширокий канал, покрытый кораблями. День начал склоняться к вечеру, я возвратился домой очень поздно и крайне собой недовольным.

20-го числа поутру принесены нам астрономические инструменты, и мы, оставя гардемарина Бистрома в Лондоне благодетельному попечению г-на Смирнова обещавшего возвратить его в Россию, предприняли в 10 часов путь наш в Фальмут.

Скоро миновали мы Гайдпарк и, наконец, удалились из обширной столицы, до 900 000 жителей заключающей. Мы обедали в местечке Макним и в 5-ть часов прибыли в Виндзор, сделав 23 мили.

Готической архитектуры замок сей, служащий издревле пребыванием королям английским, лежит на превысокой горе, у подошвы ее течет извивающаяся Темза, внизу готическая церковь легкостью ее украшений останавливает взоры путешественника. Дворец построен Эдуардом III, мы вошли на обширный двор, посредине которого видели бронзовую Карла II конную статую, а оттуда — в боковое отделение, заключающее высокую башню. Большая лестница свела нас в покои, довольно хорошо убранные. Здесь содержались некогда шотландские короли Иоанн и Давид, и между прочим на стенах между висящим оружием показали нам латы государей сих. Сверху башни вид простирался весьма далеко, и 12 около лежащих графств представляют взору величественную картину. С одной стороны замка террас, на нем стоит небольшой дом, выстроенный нынешним королем для жилища своего. Строение так просто и мало, что походит более на дом частного человека.

Нам сказали, что Король всякий день пополудни в 6 часов выходит на террас прогуливаться, и приятно нам было бы увидеть любимого народом Георга III; между тем глаза наши сколько ни искали искусственных украшений, как-то: каскадов, фонтанов и тому подобного, но тщетно. Здесь, как видно, природа красотою своею все заменила. Ровный луг с несколькими деревьями склонялся под гору, и взор открывал повсюду прелестные долины и поля обработанные. Наконец, дождь лишил нас удовольствия видеть Короля, и мы в 7 часов из Винздора отправились.

Отъехав две мили, остановились мы в местечке Слоу, столь ныне знаменитом пребыванием в нем славного Гершеля; с нетерпеливостью желая видеть мужа сего, пошли мы к нему, но, к сожалению нашему, был он в то время у Короля. Покровительствующий науке Государь сей удостаивает его отличною благосклонностью. Нас встретил весьма вежливо молодой человек, как видно, близко ему принадлежащий, и показал стоящий позади дома на лугу огромный 39 футовый телескоп, который посредством механизма его всякий из нас по произволу своему весьма легко опущать и подымать мог. Мы видели другой телескоп, длиною в 24 фута, сделанный для Санкт-Петербургской Императорской Академии Наук и готовый к отправлению. Поблагодаря за вежливости, просили мы изъявить г-ну Гершелю почтение россиян к талантам его и продолжали путь свой.

Проехав ночью города Реидинг, Марлборуг и многие другие местечки, прибыли мы 21 числа, поутру в Бат. Город сей славится целительными водами и, невзирая на соседство многолюдного Бристоля, ежегодно увеличивается. Прекрасное на разных возвышениях полуциркулями строение, широта улиц и стечение приезжающих из всего королевства пользоваться водами и приятностью здешнего общества поставляют уже сей город в число первейших во всей Англии. Мы видели воды сии в части города, между горами лежащей. Обширное строение ведет разными коридорами в множество комнат с бассейнами, в которые из теплых вод и холодных минеральных вод отведены краны; комнаты для отдохновения, галерея для собрания и прочие удобности делают здесь всем пользующимся пребывание приятным.

Отсюда приехали мы в Бристоль к обеду. Город сей многолюдством его по Лондоне первый, лежит на горах и имеет до 100 000 жителей. Множество судов и лавки, наполненные всякого рода товарами, дают скорее понятие об обширной его торговле. Здесь видели мы прекрасный пехотный полк мещан, получавший в глазах наших от Кумберладского Герцога знамена. Усладя сим патриотическим зрелищем взор свой и проходя многие узкие улицы, приблизились мы к экипажам своим и отправились далее.

22 числа приехали поутру в Ексетер, большой город и довольно хорошо выстроенный; позавтракав здесь, продолжали мы поспешно путь наш и, отобедав в Лаукестоне, прибыли 23 числа поутру в городок, Трурро, из которого того же утра в 11 часу прибыли в Фальмут; Город весьма мал, но для торговли выгоден, лежит под 50°11". Гавань обширная и защищена укреплениями, отсюда ходят в Португалию и Гишпанию пакетботы. Здесь нашли мы и "Надежду", прибывшую сюда 16-го числа и исправившую уже все путевые свои надобности.

Дорога от Бата до Фальмута гориста и открывает беспрерывно прелестные виды многих вдали деревень и местечек. Сопутник нам г-н Горнер, швейцарский уроженец, часто многие места уподоблял своей отчизне. Впрочем, надобно отдать справедливость, что нигде путешествия столь приятны не могут быть, как в Англии. Редкая исправность дорог, покойные почтенные экипажи, опрятно одетые почтальоны, добрые лошади, прекрасные повсюду гостиницы и скорая во всем услуга — все сие вообще сокращает неприметно и путь, и деньги.

Вскоре по приезде нашем отправились мы на корабль и стали сниматься с якоря.